Дочери служанки - Сонсолес Онега

терять, что свобода в этом и состоит – действовать без предварительного плана или сценария, – что ее решение никому не повредит, включая Пласидо, хотя среди различных измышлений были и такие, что за эти месяцы он мог встретить другую женщину, с которой – почему бы и нет? – он делит свои обеды, ужины и ночи. «Но даже если так, то что?» – подумала она.

И тут появился Пласидо. А консьерж бесследно исчез.

– Клара! – воскликнул Пласидо.

Она не знала, как должна ответить на его взволнованное приветствие: обнять и поцеловать в обе щеки. Или протянуть руку. Или ничего не делать.

Однако Пласидо держался так естественно, что первоначальные сомнения испарились в один миг.

– Почему не предупредила, что ты в Мадриде?

Клара откашлялась, потом ответила.

– Я приехала на деловую встречу с торговым агентом.

– О-о, Клара! Ты никогда не изменишься!

Они рассмеялись, слово два подростка.

– По крайней мере, ты обо мне вспомнила, – добавил Пласидо.

Она не могла произнести ни слова. Она чувствовала комок в горле, и ей было немного не по себе оказаться здесь, в этом городе, который является средоточием власти, но не ее желаний. Он пригласил ее войти в квартиру, но она сказала «нет», она не хочет ему мешать, ведь он собирался обедать и, возможно, у него нет времени.

– Какое там, нет времени! Вот оно, время, Клара. Пообедай со мной. И не надо ничего говорить.

Пласидо совсем не изменился. Он был такой же, каким она знала его в замке Святого Духа, такой же решительный, подумала она, чтобы воспользоваться жизненными обстоятельствами или моментами, которые предлагает жизнь, без заранее обдуманных планов.

На несколько минут он исчез в глубине квартиры, чтобы взять пиджак и накинуть его на плечи поверх белой рубашки.

Они вышли на улицу, в этот час почти безлюдную. Клара не спрашивала, куда они идут, он тоже ничего не уточнял, но на табличке с номером дома она заметила название улицы, на которую они свернули: Бланка де Наварра.

Как рассказал ей Пласидо Карвахаль, ресторан, в который они пришли и где его приветствовали как постоянного клиента, основали галисийцы, приехавшие в Мадрид прямиком из Оренсе.

– Вы, галисийцы, склонны к героизму такого типа, – сказал он.

Когда началась Гражданская война, отец-основатель заведения подавал бобы, не зарабатывая на этом ни гроша. Весь квартал был ему благодарен за то, что он не дал людям умереть с голоду.

– Особенно роженицы, которых кормили куриным бульоном, а он, как известно, и мертвого поднимет.

Пласидо обращался с Кларой необыкновенно внимательно, с подчеркнутой обходительностью, но Клара не углублялась в причины его поведения, сосредоточившись на рассказе и боясь пропустить какую-нибудь деталь.

Они заказали вино и жаркое, коронное блюдо заведения, «типично мадридское, без турнепса и свиных пятачков», заметил он, вспомнив о еде, которую подавали в замке, и ароматах, от нее исходивших.

– Сколько времени прошло, Клара! Я не переставал думать о тебе каждый день.

– Не говори так. – Она отвела глаза.

– Но это правда, – добавил Пласидо.

– Я думала, ты мне напишешь.

– И у тебя не было бы неприятностей?

– Разгорелся бы настоящий пожар, – согласилась она. – Я тоже часто думала о тебе, но я пыталась забыть тебя, потому что знаю…

Пласидо перебил ее.

– На самом деле ты ничего не знаешь…

– Не продолжай… – взмолилась Клара.

– Ты никак не можешь поверить, что ты женщина мечты. И знаешь что? Я намерен вернуться в Пунта до Бико. Я много раз говорил об этом с Леопольдо.

– Ничего ему не рассказывай!

– Клара, прошу тебя…

– Не говори Леопольдо, что мы виделись, – попросила она.

Пласидо посмотрел на нее удивленно.

– Я думал, у вас прекрасные отношения.

– Так и есть, – ответила она, не вдаваясь в детали.

Он понял, что не следует вмешиваться в чужие дела, и Клара решила сменить тему разговора. Она не хотела об этом говорить. Это было не срочно.

Они обсудили сеньора Жана Вильяруа. Клара пожаловалась на огромные комиссионные, которые тот берет за свои услуги, объяснила ему, что торговля уменьшается в объемах, что «Светоч» должен как-то выкручиваться, что будущее за холодильными установками, но они не могут рисковать, вкладываясь в них, и еще, что она организовала женские курсы для работниц и их детей. Она рассказывала об этом с энтузиазмом, который передался Пласидо.

– Ты прирожденный руководитель, – сказал он.

Клара запнулась, услышав подобное утверждение из уст мужчины, которым она восхищалась во время послеобеденных бесед в замке в присутствии Хайме и Леопольдо.

– Ты мне не веришь, потому что не знаешь себя, не видишь, какая ты, но я смотрю на тебя со стороны и говорю тебе, что ты прирожденный руководитель, – повторил он.

– Доля правды в твоих словах есть: я не знаю себя, я даже не знаю, кто я такая.

Пласидо снова удивился.

Клара пробудила в нем чувства, каких ни одна другая из знакомых ему женщин никогда не вызывала. Каждое ее слово было не случайно. Каждое имело смысл, который угадывался за ее интонацией, жестом и паузами, куда более красноречивыми, чем пространный доклад.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он.

Клара отпила вино из бокала, насладилась его терпким вкусом и, словно зная, что исповедь принесет облегчение, рассказала все.

С начала до конца.

С того дня, когда донья Инес решила сделать из нее настоящую Вальдес, до того утра, когда доктор-всезнайка из Пунта до Бико прочитал по бумажке признание дона Густаво.

По ходу дела Клара упомянула о своей матери, Ренате, о том, как мало та ее любила и как много заставляла страдать.

И наконец о том, что у нее нет никакого документа, подтверждающего все, что она рассказала, но это не имеет значения; она чувствовала, что, если доктор Вьейто двадцать один год об этом не говорил, это не значит, что он ошибался, трактуя слова дона Густаво, произнесенные в тот день, когда тот решился говорить, прежде чем умолкнуть навеки.

– Так что вот, – заключила она, – я чувствую, что это не вся правда. Чего-то еще недостает.

Пласидо, молча, вынул недокуренную сигару из внутреннего кармана пиджака, зажег ее и выпустил кольцо дыма.

Оба молчали. Он не мог совладать с эмоциями, охватившими его, пока он слушал эту женщину. Он и представить себе не мог подобную биографию и семейные хитросплетения, которые Клара доверила ему с искренностью, вызвавшей в нем такое волнение.

– Пласидо, – сказала она. – Жизнь проходит так быстро… Я сожалею о том, что не запретила себе думать, почему все происходит так, как происходит. И о том, что не задавала вопросов! Причина была только