Гори - Анастасия Мандрова

спрашивает, чего я хочу? Я, может, хотела второй кусок пирога. Ничего, родители уйдут, и я оторвусь. А еще, узнаю, почему моя подруга изображает кого-то другого, но не себя.

После обеда мы с Софи ушли погулять. Во-первых, мне хотелось побыть на воздухе подальше от мамы и ее подколов по поводу моей новой татуировки, про которую Софи уже знала. Во-вторых, мне хотелось остаться вдвоем с подругой. И хотя снег продолжал идти, а коммунальные службы не справлялись в праздник с таким объемом снега, мы пробрались до детской площадки за моим домом. Детей на ней не было, иначе их пришлось бы выкапывать из-под снега. Тусклое небо темнело, сгущались сумерки. Снег все падал и падал. Но рядом с подругой было хорошо. Мы ногами разгребли снег из-под качель, уселись и принялись раскачиваться.

– Рассказывай!

– О чем?

– О Вене и Ване. Надо же, как звучит, – хмыкнула Софи и зацепила сапогом сугроб снега левее от себя. – Что у вас было там?

– Все было, – скромно призналась я.

– Насколько все?

– Намного.

– Неужели, вы наконец… – Софи не смогла закончить фразу и прикрыла белой пушистой варежкой рот.

– Да.

– И как?

– Это самое лучшее, что со мной случалось.

– Я хочу подробностей! Прямо сейчас!

Я прикрыла глаза. Каждая клеточка моего тела вспоминала ту ночь, а потом и утро. Я помнила все. Но рассказывать об этих подробностях мне не хотелось даже Софи, потому что это такое личное, только для двоих. Я вспомнила, как девочки в нашей школе в Питере делились друг с другом опытом в этих интимных вещах. Наверное, я еще не повзрослела до конца или стеснялась перед подругой.

– Все было прекрасно. Я словно парила в небесах. Софи, а почему ты так похудела? – спросила я без перехода. – Вот только не надо про диеты, я знаю, тебе плевать на них с высокой колокольни.

– Это ты так ненавязчиво уходишь от расспросов про секс? – мягко улыбнулась Софи, но тут же ее улыбка превратилась в горькую ухмылку. – Я много переживала из-за одного парня.

– Из-за какого?

– Ты его не знаешь, – резко сказала Софи, а потом добавила намного мягче. – Мы познакомились в Америке.

– И почему ты переживала из-за него?

– Потому что! – Подруга спрыгнула с качели. – Пойдем домой? Я замерзла. В этой вашей Москве очень холодно.

– А где сейчас тепло? – вздохнула я и пошла вслед за Софи.

– Да! Почему мир может быть таким холодным? – отозвалась подруга, вызвав у меня этим вопросом ступор.

Я смотрела на ее белую шубку, ради которой не умерло ни одно невинное животное, на темные, короткие волосы, все в снегу, потому что капюшон упал с ее головы, а она не замечала. Что должен был сделать этот американский парень, что от Софи, той Софи, которую я знала, осталось совсем немного? Это никому не бросалось в глаза. По крайней мере, мои родители ничего не заметили, кроме чрезмерной худобы. Но я-то видела. Как будто я смотрелась в зеркало и видела прошлогоднюю версию самой себя. В ее взгляде, тщательно скрываемом от остальных, и заметным только в те моменты, когда она думала, что на нее никто не смотрит, была боль. Такая боль, которую я знала.

Дома мне пришлось отложить, рвущиеся наружу, вопросы до ухода родителей. Мама долго собиралась, то и дело заходя в мою комнату, чтобы спросить, подходят ли эти туфли к платью, и какая нужна сумка. Софи между ее приходами рассказывала об одноклассниках и своих новых друзьях из театральной школы. Но, наконец, когда мои родители закрыли за собой дверь, я спросила:

– Софи, что случилось?

– Ничего! – весело улыбнулась она, и даже в ее глазах сияла радость.

– Совсем ничего? – все еще не верила я ей.

– Аня, ну чего ты пристала! От любви толстеют или худеют. Я вот похудела. Давай лучше, открывай мой подарок!

Софи передала мне маленькую красную коробочку, которую я тут же открыла. На мягкой бумаге покоился браслет, сделанный под серебро, с двумя подвесками. Одна из них была сделана в виде буквы “А”, вторая в виде пончика.

– Ох, Софи! Это так мило… Ты помнишь наше кафе?

– Я помню все, – тепло и грустно улыбнулась подруга. – Наши любимые пончики. Как их забыть?

– Когда я приеду в Питер, мы обязательно туда сходим.

– Конечно!

– Теперь моя очередь. Закрой глаза!

– Аня, ты как маленькая! – проворчала Софи, но все же закрыла глаза.

Я достала из шкафа свой подарок, австрийскую куклу, миниатюрную копию Моцарта, купленную в антикварном магазине Вены, и положила на колени к Софи.

– Угадай, что это. Только не подглядывай!

Руки Софи обследовали Моцарта, проведя пальцами по его светлым волосам и кружевному воротничку, потом по камзолу, а затем случилось кое-что странное. Софи широко распахнула глаза, выпустила куклу из рук, и та с глухим стуком упала на пол. Несколько секунд мы неотрывно смотрели на распростертого Моцарта. Я – стояла, она – сидела на моей кровати.

– Прости, – одними губами прошептала Софи и сползла с кровати туда же, где валялся Моцарт.

– Я думала… он будет хорошей парой твоей Музе, – пролепетала я, оправдываясь, хотя так и не понимала, что происходит.

– Музы больше нет, – глухим голосом произнесла Софи и засмеялась, но смех был совсем не таким, какой бывает, когда люди счастливы.

– Как? Почему?

– Я ее выбросила.

– Зачем?

Софи посмотрела на меня затуманенным взглядом и уткнула лицо в свои коленки. Раньше, когда она так делала, ее волосы загораживали все ее лицо, а теперь, наоборот, все было открыто. По ее щекам текли слезы, и это пугало меня больше всего, потому что Софи всегда мне говорила, что слезы для слабаков. Я подошла к подруге и сделала то, что могла: присела рядом с ней на пол и обняла, шепча успокаивающие слова, которые приходили в мою голову. Через несколько минут Софи отодвинулась от меня, перестав плакать.

–Спасибо, – сказала она, потирая глаза. – У вас есть, что выпить? Хочу чего-нибудь крепкого!

– Есть папин виски. Кажется, у него даже где-то припрятана бутылка колы.

– Давай. Но без колы. Аня, ты выпьешь со мной?

Я хотела напомнить, что не пью. Но по глазам Софи я поняла, что сегодня нарушу свое правило. Ей нужно выговориться. Что-то произошло с ней. Что-то серьезное. Что же?

– Выпей со мной, Аня. Мне это нужно. Я… никому еще не рассказывала.

– Сейчас. Я сейчас приду.

Я встала и неверной походкой дошла до кухни. Там собрала целую тарелку, состоящую из орехов, маминого пирога и сыра. Я не знала, что нужно есть, попивая виски,