Гори - Анастасия Мандрова

отелю. Папа уже ждал меня в номере, чтобы отправиться в какой-то знаменитый ресторанчик, где на десерт подавался вкуснейший яблочный штрудель. Я сделала несколько шагов и вдруг увидела знакомую фигуру с копной рыжих волос, спускающуюся по ступенькам из отеля.

– Диана? – окликнула я ее, все еще не веря своим глазам.

Девушка затравленно посмотрела на меня, запахивая свое модное серое пальто поплотнее, и нехотя направилась ко мне.

– Аня? Какой сюрприз! – Она приобняла меня, обдав своими дерзкими духами, в которых явно чувствовался запах корицы.

– Что ты здесь делаешь?

– Я? – Ее глаза забегали, затем остановились на моей замшевой сумке через плечо. Казалось, она хотела потрогать ее, но удержалась. – Приехала по работе.

– Я думала, что ты учишься в институте…

– Одно другому не мешает. – Тон Дианы стал привычно надменным. – А ты?

– Приехала с отцом. Ты знаешь, что еще и Ваня приезжал сюда?

– Правда? – Диана теребила пояс своего пальто, сильно стараясь не глядеть мне в глаза. – И где он?

– Едет в аэропорт. Ты в порядке?

Я прекрасно видела, насколько сильно она нервничала и была в полнейшем расстройстве. Глаза были красными, и как бы она это ни прятала, все равно было заметно.

– Конечно! Жаль, что не увиделась с ним.

По ее тону я поняла, что ей совсем не жаль. Более того, кажется, она вздохнула с облегчением, когда узнала, что Вани здесь нет.

– А кем ты работаешь?

– Я? Ммм… Помощник руководителя в одной компании.

– Понятно. И ты живешь в этом отеле?

– Да. Но уже улетаю домой сегодня ночью. Ты знаешь, Аня, было чертовски приятно с тобой поболтать, но мне пора. Увидимся в Москве как-нибудь.

– Ага. Увидимся, – сказала я, обнимая ее в ответ на прощание.

“Странная она”, – думалось мне, пока я шла к папе. Всегда такая гордая, такая яркая, сегодня была совсем неброской, как будто она не хотела привлекать к себе внимания. И даже почти ни одного ругательства не выскользнуло с ее губ. “Наверное, проблемы на работе”, – решила я и направила свои мысли на ее родственника, обладателя роскошных светлых волос и не менее роскошных черных ресниц. Я все-таки написала сообщение Ване про Диану, но этим и ограничилась. Сегодня меня озаряли звезды, и я не хотела их выключать.

***

Самолет набирал высоту, оставляя под собой яркую россыпь ночного города. Мелодия все еще играла в его голове, отодвигая страх полета куда-то очень далеко. Сегодня Ваня не боялся лететь, потому что упасть сейчас было просто невозможно. Он закрыл глаза и вспомнил обрывки воспоминаний прошедших суток: изумление на лице Ани, ее широко распахнутые глаза цвета неба, когда она увидела его рядом с собой; ее смех, словно уменьшенная, приглушенная версия колоколов собора, где он ее нашел; их прикосновения, сначала несмелые, а затем слишком решительные; ее взгляды, зовущие и манящие. Аня подарила ему всю себя, не боясь ничего. Его девочка. Ваня сам удивлялся тому, что чувствовал к Ане. Она была вся его, до кончиков пальчиков. Он узнал на ощупь ее шелковистую кожу, овальную родинку на животе, маленький шрам на бедре из-за падения на велосипеде в детстве. Он узнал ее всю, вдоль и поперек.

Аня дополняла его. Она стала его музой, его вдохновением. Все, что Ваня не мог выразить словами, он выразил музыкой, красивой музыкой. Раньше он сочинял агрессивную музыку, писал странные, депрессивные тексты. Но теперь ему хотелось кричать о любви. На высоте нескольких тысяч километров он писал в блокноте текст песни, который по приезду в Москву он планировал наложить на музыку. Его стиль изменился. Теперь не было места грустным словам, ругательствам и скримам. Ему хотелось больше ударных, больше гитарных проигрышей и высоких нот. Ему хотелось петь о любви. Ему хотелось петь о ней. Потому что Аня единственная разглядела в нем и свет, и тьму. Потому что она единственная знала, что и то, и другое нормально сосуществует внутри одного человека. Потому что она верила в него.

Мысли Вани прервало сообщение от Дианы, в ответ на его, в котором он интересовался, почему она оказалась в Вене, и почему вдруг стала работать помощником руководителя, хотя еще несколько дней назад и не помышляла об этом. Ане Ваня ничего о вранье своей кузины не сказал. Ему не хотелось портить ей настроение. Но у него тотчас испортилось, когда он прочитал:

– Я соврала Ане. Все очень плохо. Я влюбилась. А любовь оказалась той еще заразой.

Ваня тут же напечатал:

– Ди, это только кажется. Любовь может быть другой.

– Когда кажется, крестись! Это у тебя другая, а у меня…

Дальше было написано очень непечатное выражение, которое даже Ваня с удивлением прочитал в своем телефоне, поморщившись. Он знал Диану очень хорошо, привык к ее своеобразному видению жизни, но иногда ее постоянные ругательства раздражали и его.

– Кто он? Что произошло?

– Если ты узнаешь, кто он, ты меня убьешь.

– Я в самолете. Я физически не смогу тебя убить.

В голове у Вани пропала мелодия. Оглушительная, звенящая пустота сигналила о тревоге, пока на дисплее его телефона было видно, что Диана что-то печатает. Он знал, что сейчас произойдет нечто не слишком хорошее. Ему захотелось закрыть глаза и не открывать, а самое главное, не читать сообщения от Дианы, потому что предчувствие еще никогда не подводило его.

– Да, я тоже скоро буду в самолете. Поэтому сейчас напишу. Пошло оно все. Прости меня, пожалуйста, когда сможешь.

И Диана написала. Написала то, что он никак не ожидал прочесть, но воспринял как данность. Ваня долго смотрел в темноту иллюминатора, считал до ста и обратно и сжимал в руке блокнот. Тот самый, в котором писал новую песню. Настроение было испорчено. О любви не писалось. Теперь он боялся упасть.

Глава 21

Спросите многих людей, какой город является для них городом Любви, и они ответят, что это Париж. Но это не так. Город Любви – это тот город, где ты любишь. Вена осталась в моей памяти, но я ждала еще большего от Москвы.

На Рождество внезапно похолодало, и выпал кристально чистый, похожий на сладкую вату, снег. Он шел и шел, становясь главным виновником заторов на дорогах и задержанных рейсов. А я смотрела и смотрела, как белые хлопья опускаются на лобовое стекло папиной машины, а дворники крутятся в своем ритме уже целую вечность. Мы ехали встречать Софи с вокзала, ее Сапсан должен был примчаться ровно через двадцать минут, а мы ползли в пробке уже час, слушая по радио