Гори - Анастасия Мандрова

скорость, от которой я впадала в экстаз. Я сходила с ума от новых ощущений, от жара, горящего во мне, и в какой-то момент мне казалось, что я буду лишь гореть и гореть. Я вцепилась в простынь, кусала свои губы, чувствовала, что Ваня старается делать все нежнее и аккуратнее, боясь вновь причинить мне боль. Я схватила расгоряченными руками его лицо, обрамленное чуть влажными светлыми волосами, и притянула к себе для поцелуя, показывая напористым движением губ, что с ним мне ничего не страшно, что он может действовать так, как подсказывает ему его сердце. Ваня понял меня сразу. Мой проводник ускорился, не боясь споткнуться, увлекая меня за собой. И огонь во мне вспыхнул новыми красками. Искры полетели во все стороны, и вспышка озарила меня всполохами яркого света, такого, какого я прежде не видела. Мой собственный ядерный взрыв, без последствий для окружающих. Мой фейерверк, который останется в памяти навсегда.

Я откинулась на кровать с безумной улыбкой на губах. Ваня лег рядом, покрывая мои щеки нежными поцелуями. Мы встретились взглядами, в которых была одна огромная любовь, у которой не было границ, не было стыда, не было запретов. Я закрыла глаза, все еще видя всполохи огня, оставшиеся после взрыва. Они танцевали под моими ресничками. И мне было так тепло и уютно, что я заснула. И в моем сне я танцевала посреди света.

Я проснулась, когда было еще темно, в огромной кровати, в которой никого не было. Боязнь темноты почти оставила меня, но пульсирующий в висках вопрос, где Ваня, беспокоил куда сильнее. На одну секунду я представила, что он покинул меня, и в груди раскинулась пустота. От такой мысли по спине побежали мурашки, и я поспешно закуталась в одеяло. Ваня не мог уйти. После того, что произошло между нами, наша связь еще больше укрепилась. Это почувствовали и я, и он.

Я прошла в другую комнату, освещенную мягким светом бра. Тишина сменилась пронзительными звуками струн гитары. Ваня сидел прямо на полу, в одних джинсах, с гитарой в руках. Мягкий свет настенной лампы освещал его одухотворенное лицо и закрытые глаза, обрамленные длинными ресницами. Я встала на пороге и слушала наигрываемую мелодию. Она была незнакомой для меня, и от чего-то мне думалось, что сочинил ее именно Ваня. Я видела его во многих образах: мой друг, мой парень, фотограф, спортсмен, певец. Но именно сейчас, в предрассветный час, я видела его как музыканта, и этот образ стал самым запоминающимся. Лицо Вани было таким сосредоточенным, таким воодушевленным. Он отдавался музыке целиком, и глядя на то, как его длинные пальцы умело перебирали струны, я вспоминала нашу ночь. Во мне что-то изменилось. Не надломилось. Не сломалось. Наоборот, я чувствовала себя настолько живой, настолько счастливой, готовой воспарить, что могла подпевать Ване, не зная слов, но точно зная, что эта мелодия для меня, для нас. Она о нашей любви. Она о том, что мы горим постоянно друг для друга, и это правильно, закономерно. Так и должно быть. Я для него, а он для меня.

Ваня заметил меня лишь когда доиграл свою мелодию. Он отбросил непослушные пряди со лба и взглянул на меня, тут же удивившись. Его лицо озарилось. Я никогда не знала, каково это, увидеть лицо, озаренное счастьем, но теперь четко понимала, что это такое. Глаза Вани расширились, гитара тотчас оказалась на полу, а он сам оказался рядом со мной. Его руки обхватывали мою голову, его глаза оказались напротив моих. Я чувствовала его настроение, лирическое, одновременно радостное и печальное. Но эта печаль была светла, освещена нашим общим счастьем и желанием.

– Ты проснулась, – сказал он, гладя по щеке. – Все хорошо?

– Все прекрасно, – проговорила я, отпуская одеяло.

Оно соскользнуло вниз, оставляя меня обнаженной. Стыда я не чувствовала. Рядом с Ваней все было правильно.

– Аня… – хрипло произнес парень, взор которого спустился вниз.

– Что ты играл? Это было так красиво.

– Сочинял новую песню. О тебе. – Его пальцы пробежали от шеи до груди, и сердце забилось сильнее. – Я создаю группу. Новую. Другую. – Ваня опустился на колени. – Хочу петь о счастье. О любви. – Его дыхание обдавало мой живот, и это было таким интимным, таким сокровенным, что я не могла сделать вдох. – Рядом с тобой я счастлив.

– И как твоя группа называется?

– Ad astra.

– К звездам, – тихо прошептала я.

Удивление этой новостью ушло с его поцелуями и мурашками. Я всегда знала, что мурашки всегда были самой правильной реакцией, самой правдивой. Я любила его. Он любил меня. Любил меня настолько, что готов был дарить мне наслаждение, не думая о себе. В мягком рассеянном свете я видела лишь его светлые волосы, в которые тут же запустила пальцы и сжала от удовольствия. То, что делал Ваня, еще год назад казалось бы мне аморальным, а теперь казалось самым правильным на свете. Я опять горела. Я опять готовилась к вспышке света. Она озарила меня так скоро, так внезапно, что я могла упасть. Но падения не произошло. Наоборот. Я взлетела к звездам. Они горели для меня. Вся эта ночь была для меня. Я чувствовала себя главной героиней, той, за кого сражались в древние времена, той, которой посвящали стихи и поэмы, той, которая могла перевернуть мир одним взглядом. Все было для меня. Но и я дарила Ване то, что могла, отвечала его умелым поцелуям и касаниям. Я была смелой, откровенной. Я кусала губы, задерживала дыхание, а потом вдыхала полной грудью, чтобы ощутить это безграничное счастье. Оно струилось по моим волосам, по моей коже. Я отдалась ему полностью, потому что иначе было невозможно. Я взлетала раз за разом без страха падения. Моя любовь не помещалась в моей душе и моем теле. Ее было слишком много, она простиралась на всю комнату. Я чувствовала ее аромат, я видела сквозь кончики ресниц ее свечение. Но самое главное, я видела Ваню всего, его нежность, его страсть, его любовь, соприкасающуюся с моей, переплетающуюся, перетекающую в меня. Мы вместе были на небе, и в наших глазах отражались звезды. Они мерцали.

Мы проснулись, когда на часах было уже одиннадцать. До отлета Вани оставалось восемь часов. В уме я понимала, что пройдет Рождество, минует несколько дней, и мы снова встретимся. Но сердце разрывалось на части. Я смотрела на Ваню, уплетавшего с завидным аппетитом завтрак, заказанный в номер, и странная тревога все росла и росла во мне. Что