Улыбнись навсегда (сборник) - Юрий Иосифович Малецкий

— А я и вернусь. Только-только меня перепашут, найдя средство от бессонницы, только маниакально-депрессивный психоз перейдет в локально-репрессивный — так сразу.

— Ну, звезду вам на фюзеляж.

Вижу — разозлился. Молчит; надулся, как мышь на крупу.

— Вы чего так… э… припухли?

— Да ничего.

— Эх, сейчас бы даже не водочки, а зубровочки.

— Слушайте, сколько вы можете трендеть о выпивке?

— А что, часто?

— Очень.

— Вот не замечал за собой. Но это ведь только мысленно.

— А тут нет разницы. И мыслящий алкоголик, сколько бы ни рассуждал о духовном трезвении, остается всего-навсего алкоголиком. Так и сколько можно?

— Раз вы меня разгадали, в смысле «мысленно»-то — да, я из своего опыта знаю, что «мысленное» и реальное — бывают тождественны. И могу выпить, даже когда спиртного в наличии вроде нет, могу выпить, сколько воображаемо стоит на столе. Вы говорите — алкоголизм. Наверное, вы правы. Это даже не привычка, это настрой всего существа — быть против пользы для здоровья и за пользу от здоровья (в сторону: эх, накликал я себе беду окаянным краснобайством, вот же словесничающее существо — эх-накликал).

На самом деле мне уже хватило; если учесть, что к выпитому «в реале» я добавил еще по меньшей мере столько — мысленно. Умозрительно. А умо-зрительное, повторяю, как я в последнее время убеждался все более, это полновесная реальность. С коллегой Диегою я хорохорился, но на самом деле с возрастом не испытывал уже усталой, но гончей потребности пить до тех пор, пока что-то стоит на столе. Я воображаемо плеснул еще из старой, царских времен кубастой бутыли, упоминаемой в рассказе Бунина «В Париже», совсем немного зеленоватой зубровки, бессовестно треснул его, закусил воображаемым груздем с лучком и постным, тех же не слишком-то добрых, но до-людоедских времен льняным маслицем, мысленно вытянул сигару «Боливар», снял кольцеобразным движением целлофановую оболочку, провел мимо ноздрей, разжег длинной сигарной спичкой, затянулся, отлично зная, что сигарами, такими, во всяком случае, не затягиваются, а вдыхают аромат кончиками ноздрей. И ушел в себя. Опять-таки мысленно; если вы понимаете, что я имею в виду…

22

Между тем вспоминаемый мною сейчас Диего Родригес и-Сильва уже именем своим, в свою очередь, напомнил мне чистую нон-фикшн, как я побывал в

Мадриде

Это пребывание, которое не нужно напоминать дважды, до того врезалось оно мне в память. За пару дней я прожил целую малую, но бесконечно малую жизнь. А это стоит иной жизни конечной, пусть и большой.

Я исколесил более половины континентальной Европы, и если бы меня спросили: тебе еще чего-то хочется увидеть на континенте? — ответил бы: да, отвезите меня в Мадрид, пустите в Прадо, чтобы я увидел Веласкеса «Менины» и «Пряхи» — и потом можете и Мадрида не показывать, а везите прямиком до Бреста, а там уж я по шпалам.

На… — летие один друг взял да и подарил мне дешевый билет до Мадрида и обратно. 3 неполных дня. В «дьюти фри» я обнаружил вещь небывалую: «Джек Даниэльс. Сингл баррел. Сильвер. Алк. 50 %». За 20 евро. Трудно представить, правда? А правда. Я ее прихватил в переметную суму — и в Мадрид. Самолетом это очень недолго. Мой билет по горячей линии кормежки не предполагал, но я могу долго не есть, если есть что пить. И отпил граммов сто тридцать «Джека Дэниэлса». 50 %. Серьезно, меньше 150-ти граммов, у меня на это глазомер поставлен. Ну, на случай вдруг прорезавшегося аппетита, чего от себя не ожидал, по дороге на самолет прикупил еще сухой колбаски с хлебушком.

Я полетел в город, чье название «связано с его арабским происхождением — от слова «ra» (араб. مجرا — водный источник). При добавлении частицы it (обилие) получается слово «majer-it», обозначающее «источник полных вод». Это название, данное городу арабами, связано с водными богатствами подземных пластов города, щедро питавшими как сам город, так и близлежащие окрестности. После отвоевания города христианами его название получило кастильское звучание и произносилось в средние века как «Magerit», превратившись впоследствии в «Madrid» (и эта цикада из Википедии кажется мне, как ни странно, добросовестной).

Я хотел, я желал в «Мадрит», где все, стоило вспомнить город, в котором не был, насквозь пропахло лимонами и лавром. В бесконечной кишке мадридского аэропорта, пройдя все, что можно и чего нельзя, я получил карту, крестик на остановке метро «Банко ди Спанья», откуда до Прадо следовало пять минут идти пешком, предупреждение: музей уже закрыт — но все равно, если вы так хотите, то отсюда до него нужно добираться вот так и такая-то остановка. Мне казалось, это рядом; билеты на метро в малом Мадриде все стоят 1 евро; я шагнул на эскалатор.

Когда-никогда все должно случиться; случилось и это: я вышел в ночь на «Банко ди Спанья».

Темная ночь быстро переходила в черную, черную ночь. Все созвездия на вороненом небе висели низко и были видны, как лампочки на тысячи тысяч вольт. Был конец марта; запаха лимонов я не учуял; а вот лаврового дерева — пожалуй. Вперед и вверх вела улица Алкала. Сбоку были какие-то роскошные сады.

Я шел и думал, что сравнительно недорогую гостиницу в конце марта я сниму в любом случае. Времени — всего полвосьмого. Мне бы только снаружи увидеть Прадо — а там и в отель…

Я шел вверх, по Алкала, затем свернул зачем-то — из любопытства — вправо. Там пошли переулки, напоминающие арабские кварталы в Париже. Я зашел в какой-то более-менее «белый» бар, взял стаканчик красного. «Где ближайший отель?» Бармен усмехнулся: «Это зависит от того, есть ли у вас 100 евро?» — «На одну ночь на одного?» Молчание. Я понял — вопрос чисто риторический. Я решил, что он шутит, вышел, сел на скамейку. Кругом стояли дома, напоминающие отели. Но это были крепости: каждое окно было закрыто плоскими, как школьные линейки, чугунными решетками в виде ромбов. Я нажимал кнопки звонков, но никто не отзывался. Становилось холодно, все холоднее, и я начал понимать, что такое юг Европы в точке Кастилии: это когда днем жарко, а ночью — наоборот. Чтобы согреться, вынул заветную «Джек Дэниэлс» и отпил добрый глоток. Все-таки 50 % — это 50 %. Покуда не мешает, 50 % жить помогают. Я откусил сухой испанской колбасы «Чоризо», которой обзавелся не помню как и где по ходу, кусок испанского хорошего белого хлеба — и подобрел. Хорошо, Бог с ним, с Прадо, найду ночлег, а там завтра…

Я увидел огненную надпись «Отель Кармен». Ура. Подошел и позвонил. Подождал. Чугунная