Человек, который любил детей - Кристина Стед

– За свои идеи я готов сесть в тюрьму, – не раз с жаром восклицал он, – и тогда насмешники – а есть и такие, кто глумится над моей искренностью, – поймут, сколь глубоко я предан своим идеалам.

Сэм, при всех своих неприятностях, нынешними нападками был обеспокоен меньше, нежели его друзья. Злопыхательства в его адрес – это не более чем непрочная ткань, сотканная за ночь ордой гнусных клеветников – его врагов; она сгорит дотла, стоит к ней поднести спичку правды. Кроме того, у него, Сэма, есть влиятельные друзья, которые ценят истину.

Кое-что из своих злоключений, точнее все, он поведал детям, пока на стареньком седане Поллитов они, благополучно выбравшись из Вашингтона, не покатили по дороге, что пролегала через лесополосу и вела в Аннаполис. Когда проезжали по более благоустроенному участку лесистой дороги, Сэм внезапно переключился на другую тему и стал рассказывать про «Свободный штат»[117] Мэриленд, который отныне будет их домом. Это во всем самый первый, самый чудесный и богатейший из штатов, и самый дальновидный. Его прибрежные зоны остаются нетронутыми по причине того, что железные дороги прокладывали в глубине суши, дабы обойти болота и водотоки. Ни один пейзаж на земле не сравнится с красотой лунной ночи на реке Чоптанк, говорил Сэм, каждый раз подчеркивая, что он тщательно исследовал все остальные районы страны, прежде чем выбрал местом своего рождения «свободный штат». Потом он затянул песню о деревьях своего родного штата – о дубах (красном, бархатном, шарлаховом, белом, черном, иволистном, черепитчатом, малом, крупноплодном, лировидном, горном и болотном), о вязах, кленах, гикори, кизиле, хурме виргинской и соснах, которые росли на всем протяжении от Райзинг-Сана до Сноу-Хилла, от Порт-Тобакко до Порт-Депозита, от Либертитауна до Богемия-Манора, от узкого залива Фокс-Хилл-Левелз до озера Дип-Крик-Лейк, от Спаниардс-Нека до Индиан-Хеда, от Лав-Пойнта до Вест-Френдшипа, от Коула до Банкера, от Гавернорс-Ран до Кавера, от Хамфри до Памфри, от Бивер-Дэм до Байвэлва и во многих-многих других районах. Все эти города и округа, которые Сэм из года в год, из месяца в месяц показывал детям на карте, он перечислял речитативом. Когда они въехали в Энн-Арундел, Сэм стал обращать внимание детей на почвы и деревья округа, в котором они теперь будут жить. Он выразил надежду, что за короткое время его сыновья научатся лучше, чем он, разбираться в природных особенностях края, ведь они будут вольны всюду бегать и бродить, а он, их отец, человек занятой, будет зарабатывать деньги на хлеб и лимонад для своей большой семьи.

Хенни речам мужа внимала молча. Свежий летний воздух несколько смягчил резкость черт ее усталого лица. Держа на руках младенца, она лишь иногда шикала на кого-нибудь из старших сыновей, восклицавшего что-то слишком громко.

Однако детям трудно было сдерживать волнение, и каждые полминуты то один, то другой спрашивал:

– Долго еще?

– А дом какой?

– А животных когда туда привезут?

– А первый фургон с мебелью уже там?

Сэм охотно отвечал на все вопросы и ни взглядом, ни словом ни разу не укорил никого из своих маленьких граждан. Солнце палило, птицы щебетали, они увидели двух глупых крольчат, бесстрашно сидевших у обочины, вспугнули фазана. О более восхитительных каникулах дети и мечтать не могли. Их всех забрали из школы до окончания учебного года, и к школьным занятиям они приступят только осенью.

Хенни, сидя в автомобиле, который плавно вез ее к новому месту жительства, думала об этом, и ее беспокоили две вещи: как бы найти прислугу, которая помогла бы ей навести порядок в новом доме, и как она будет обходиться летом без помощи Луи (ибо она намеревалась вновь отослать падчерицу на летние каникулы в Харперс-Ферри). Сэм все еще ходил на работу в департамент, но сам признался Хенни, когда находился в зоне ее слышимости (они по-прежнему не общались друг с другом), что идут разговоры о том, чтобы временно отстранить его от должности, пока Комиссия по делам госслужбы будет производить разбирательство по его «делу», возникшему буквально из ничего, по словам Сэма, – постарались те непонятные «враги» и «злопыхатели», о которых он упоминал на протяжении многих лет.

Они миновали указатели к летним лагерям и недостроенные новые здания на расчищенных участках, потом – более старые дома на окраине Аннаполиса и наконец покатили по Стейт-Серкл. Дети были крайне возбуждены, но испытывали разочарование, памятуя о величии Вашингтона, и были не в состоянии восторгаться тем, что вызывало восхищение у Сэма: очарование Капитолия, сооруженного в стиле архитектуры колониального периода; приятная территория колледжа Св. Иоанна (правда, они быстро углядели прячущегося в кустах черного котенка). Сэм медленно вел автомобиль по Колледж-авеню в направлении улицы Кинг-Джордж. Увидев здание Военно-морской академии США, дети разволновались. Мальчики, конечно, заявили, что они не желают иметь ничего общего с такими расфуфыренными парнями, хотя и не прочь заглянуть на стадион и посмотреть матч между «Иволгами» и «Моряками», если будет такая возможность. И стоило им подумать об этом, как Аннаполис заиграл яркими красками, представ их взорам прекрасным чудесным городом. Добившись желаемого эффекта, Сэм улыбнулся и повез семью по булыжной мостовой Рэндалл-стрит к Маркет-Спейс и городскому доку, потом – по Компромайз-стрит к мосту Истпорт-бридж. Дети все время вопрошали, как заводные:

– Папуся, где он, наш дом?

– Но где мы будем жить?

До последнего момента Хенни не испытывала особых опасений относительно будущего жилища, в котором ей предстояло растить свое потомство. Девчонкой она часто посещала Аннаполис, и этот город ей нравился. Он был старинный, обособленный, и она знала, что там можно избежать встречи с давними подругами или, напротив, встретиться с ними, – как ей заблагорассудится. Она знала, что они купили дом у воды, с участком в два акра, и воображение рисовало ей то старинный претенциозный особняк на некотором удалении от Спа-Крик, то жеманный, кокетливый небольшой кирпичный дом, стоящий в ряду подобных ему на берегу, где швартуются суда. Вид там изумительный; ночью неподвижная сияющая водная гладь по красоте может поспорить с любым из маленьких заграничных озер, которые изображают на открытках. Однако Поллитам предстояло переехать по мосту Истпорт-бридж. А Истпорт – небольшой симпатичный бедный бесперспективный район с илистым побережьем, лежащий на одном уровне с широким мелководным участком Чесапикского залива, который в этом месте совершенно не живописный и почти не соленый. Сам мост, низкий, неуклюжий, примитивный, выглядит так, будто его наспех соорудили для переправы солдаты, а потом про него