Человек, который любил детей - Кристина Стед

забыли. Спа-Крик на стороне Аннаполиса окаймляют по берегу современные и даже дорогие дома, но в Истпорте, куда направлялись Поллиты, вдоль русла можно видеть пару эллингов, лодочные сараи, дряхлые жилые дома (каждый на одну семью), стоящие на обваливающемся глинистом берегу, поросшем высокой травой до самой кромки мутной воды. На берегу залива – пристани, сады, яхты и катера. Это место – рай для любителей рыбной ловли и «илокопателей», но любому другому человеку оно кажется грязным, сырым, убогим. Сэм принадлежал к тем, кого этот район вдохновлял, Хенни – к большинству.

Дети тянули из машины шеи, словно гуси из упаковочных клетей в День благодарения, и галдели наперебой, показывая на яхты и пристани.

– Папа, который наш дом? – кричали они, зная, что их новый дом находится на берегу где-то близ моста. Внимание детей привлек опрятный дом со своим причалом с левой стороны, но Эрни указал на большую двухэтажную развалюху с чердаком справа на берегу мелководного участка реки у моста.

– Точно, это он и есть, – возбужденно подтвердил Сэм. – Молодец, Эрми. Как всегда, угадал. Нас приветствуют пушечным залпом.

– Папа, это и есть наш дом? – уточнила Эви, с тревогой глядя на их новое жилище, потому что оно ни в чем не было похоже на Тохога-Хаус, а она представляла нечто ему подобное. Хенни, чуть не плача, смотрела на уродливый старый «замок» с комнатами, натыканными одна над другой, и с неухоженным участком, но ни слова не слетело с ее губ, пока не захныкал Чарльз-Франклин.

– Чего и следовало ожидать! – пробормотала она.

– Можно мы будем спать на верхнем балконе? – в один голос запросили близнецы.

– Вы сначала заберитесь туда, олухи! – насмешливо крикнул им Эрни.

– Это воистину знаменательное событие, – тихо произнес Сэм в эксцентричной манере Артемуса Уорда. – Дети, там совершенно волшебный сад с яблонями, навозной кучей, парником и всем остальным. В общем, нам будет чем заняться.

– Прощу прощенья, миссис Хардинг, в саду у вас зеленый дятел, – пропела Эви кукольным голоском.

– Лучше ничего не придумала?! – презрительно фыркнул Эрни.

Эви обратила взгляд на отца в надежде, что он за нее заступится, но Сэму сейчас было не до детских ссор и обид: он в напряженном волнении ожидал реакции Хенни, пока еще никак не выражавшей своих чувств.

Сэм быстро ехал по Северн-авеню, надеясь, что никто из семьи не успеет обратить внимание на деревянные халупы. К дому можно было приблизиться двумя путями: на лодке по Спа-Крик, либо по длинной извилистой грунтовой подъездной аллее, с одной стороны окаймленной рекой, с другой – садом. Вдоль этой аллеи, ведущей к заднему входу, стояли очень высокие старые деревья – все виды кленов и вязов. Дорога резко повернула налево (и они вместе с ней), и автомобиль остановился на клочковатой траве возле увитой стелющимися растениями двери черного хода со вставкой из стекла. К воде простирался полукругом вполне симпатичный газон, огражденный кустарниками, за которыми земля круто уходила вниз, и там росли высокие деревья и камыши и находился небольшой песчаный пляж, где лежала прогнившая лодка, наполовину утопленная в песке. Дети, высыпав из машины, все это обнаружили за минуту и давай носиться с криками туда-сюда.

– Дети, это наш дом. Спа-Хаус, – во всеуслышание объявил Сэм. – Мы снова дома, снова дома. Завтра после завтрака водрузим щит с надписью: «Спа-Хаус. Вход воспрещен».

– И мы здесь будем жить? – спросила Эви с сомнением в голосе после того, как обвела внимательным взглядом крыльцо и балкон, старые стены и сломанные доски.

– Да, милая, e pluribus unum[118]. Все как один!– пылко воскликнул Сэм, хотя на самом деле энтузиазм его немного поугас, ибо, отпирая заднюю дверь, он заметил, как Хенни сердито морщит нос, глядя на трухлявую древесину и грязные окна. В доме год с лишним никто не жил, и Сэм приобрел его за меньшую сумму, чем рассчитывал,– по цене чуть больше пяти тысяч долларов, с непогашенной ипотекой, потому как не настаивал на ремонте (он сам приведет его в порядок – вместе с сыновьями и с помощью их дядьев – Ленни и Эбби), а еще потому, что презренный Истпорт считался бесперспективным районом: его грозились признать негодным для проживания, тем более что постоянно разрабатывались новые планы застройки города. Эту часть Аннаполиса его прогрессивные жители теперь с пренебрежением отметали: город разрастался на запад, где строились новые школы, современные бунгало и скоростные шоссе. Офицеров Военно-морской академии вскоре собирались переселить из частных домов в специально сооруженные для них здания, а из Балтимора в Аннаполис должны были перевести правительственные учреждения и ведомства штата, для которых тоже были возведены новые здания. Старый город вокруг Академии умирал. Непонятно, какая судьба ждала колледж Св. Иоанна. Старый город мог рассчитывать лишь на наплыв гостей в июньскую неделю[119] и в августе, когда проводился рыбацкий фестиваль, а также на возможное возрождение активности в военное время. И в дни проведения этих мероприятий в Аннаполисе не найдется ни одного жителя, который не краснел бы за Истпорт, считая его позорным пятном на карте города и мечтая о том, чтобы этот район расчистили и застроили заново. На дальнем краю Истпорта рядом со старыми особняками, воздвигнутыми на пустырях (одно время многие считали, что Истпорт станет фешенебельным районом), ютились семьи негров и белых, находившихся в отчаянном положении. А в маленькой бухточке гнили самые забытые, безнадежно старые, обгрызенные крысами трухлявые корыта, какие только можно видеть по берегам водоемов.

Поллиты еще не успели обследовать второй этаж, а на подъездную аллею уже заворачивал первый фургон с мебелью. Дети выскочили на траву, а Хенни прошла на веранду и села, лицом к Аннаполису, в оставленное там кем-то повидавшее виды кресло-качалку. Буквально в ста ярдах от нее искрилась водная гладь – крошечное Комо[120]. Заглянув в кухню, Хенни сразу заметила и старые печи (встроенную железную духовку и дряхлую газовую плиту), и облезлую раковину, и разъеденный червями пол. Все это лишило ее дара речи, и теперь, сидя в кресле, она молча смотрела по сторонам. Последние полчаса ее не покидало некое странное ноющее незнакомое ощущение, и только теперь она распознала его природу. На воде она видела плавучий дом – хижину на плоту, – на который вскарабкались три юные полноватые девушки в облегающих атласных купальниках и два долговязых парня в спортивных трусах. На Шипрайтс-стрит были припаркованы автомобили. В сырой тиши веранды время от времени жужжали комары, но они ее не раздражали. Светило теплое солнце. Все дети, кроме Луи, убежали на берег. До