Пассажиры империала - Луи Арагон

В темноте он почувствовал, что щёки у неё влажные, — она плакала.

— Франческа, что с тобой?

Молчание. Маленькая ручка прижалась к груди Пьера. Молчание.

— Что с тобой? Ты плачешь? Хочешь, я увезу тебя отсюда? Далеко, далеко… Навсегда.

И от досады закусил губу. Он же дал себе слово: никаких посулов, никаких обещаний! Впрочем, он ведь только спросил её… И он успокоился. Она медлила с ответом. Пьер струхнул: мало ли что она может ответить. И заговорил первым:

— Нет, я не хочу разлучать тебя с родными, Франческа…

Он сказал это во весь голос. И в темноте откликнулся другой голос, молодой и звучный мужской голос:

— Весьма признателен вам, сударь, но что вы здесь делаете?

V

Последовала довольно сумбурная сцена, от которой у Пьера Меркадье осталось чувство стыда и злобы против Франчески. Едва прошёл первый испуг (вполне понятный и естественный у человека, который оказался в трущобе, среди всяких обломков, в темноте и, не зная хорошенько, где он находится, боится, что откуда-нибудь выскочат люди и поднимется скандал, а на его собственные призывы о помощи никто не ответит), едва прошла эта минута оцепенения, Пьеру благодаря возгласу Франчески: «Анджело!» стало ясно, что их накрыл брат юной венецианки.

Встреча произошла в темноте, и это имело свою хорошую сторону, — удалось устранить некоторый беспорядок в костюме, но в потёмках растерянность увеличивалась. О бегстве не могло быть и речи. Франческа плакала, коротко всхлипывая. Хорошо ещё, что в семействе Бьянки все умели говорить по-французски. Но быстрый диалог на венецианском наречии, завязавшийся между братом и сестрой, вдруг навёл Пьера Меркадье на мысль: а что, если они сговорились? Ну, конечно, его завлекли в ловушку. С целью шантажа. У этой девчонки честности не больше, чем целомудрия. Вот шлюха! Он был полон сдержанной, иронической ярости, и так злился на самого себя, на свою глупую наивность, так занят был своими переживаниями, что, спускаясь по лестнице с четвёртого этажа, не обращал внимания на своего конвоира и, только выйдя из подъезда на дождь, услышал в темноте слова Анджело, сказавшего с холодной вежливостью:

— У меня, к сожалению, нет спичек.

Что же будет дальше? Пьер решил не вступать в пререкания с этими шантажистами. Пусть драматический эпизод развёртывается согласно придуманному ими либретто. Но бродить по улицам Фундаменте Нуове на ледяном ветру да ещё под проливным дождём было просто нестерпимо: Пьеру показалось, что два сообщника не сговорились заранее в точности, где и как разыграть следующую сцену, в которой, несомненно, произойдёт торг. А может быть, дождь нарушил их планы. Во всяком случае, у них, по-видимому, не было ни малейшего желания вмешивать в это дело остальных членов семейства Бьянки, если только люди, которых Франческа показала в щель между половицами, имели какое-нибудь отношение к ней и к Анджело. Неизвестно даже, действительно ли эта девица и её сообщник — брат и сестра. Венеция кишит жуликами.

По правде сказать, Анджело не мог внушать особых опасений. Меркадье плохо видел этого парня в потёмках, но всё же заметил, что он худой и длинный, выше его самого, и как будто не старше восемнадцати лет.

Шли долго по каким-то запутанным переулкам, все трое молчали, только Франческа иногда судорожно всхлипывала. Пьеру казалось, что шествие это длится целую вечность. Наконец остановились у винного погребка, находившегося в подвальном этаже на маленькой тёмной площадке, где вырисовывался чёрный силуэт церкви в стиле барокко. Из застеклённой двери погребка падал свет; Анджело пошёл впереди, показывая дорогу. И тут Пьер Меркадье увидел, что этот юноша тонок, словно хлыст, недурён собой, губы у него пухлые, как у Франчески, и вообще он похож на неё, только волосы совсем другие — пепельно-белокурые: может быть, цвет волос он унаследовал от своего деда, француза Блана, а может быть, и от венецианской родни — в Венеции много блондинов. Одет он был бедно, но прилично, как одеваются мелкие ремесленники: фетровая чёрная шляпа, широкий красный галстук, жилет с большим вырезом, летние брюки, сейчас насквозь промокшие от дождя, и пиджак, воротник которого он поднял. Он злобно стискивал зубы, и, когда Меркадье входил в дверь, Анджело вдруг схватил его за плечо, и, остановив, сказал всё с той же учтивостью, под которой кипело сдерживаемое бешенство: «Пропустите сначала даму…», ибо Меркадье, исполненный презрения к Франческе, хотел было пройти впереди неё.

В погребке было только два посетителя, по виду рабочие, и служанка. Когда отворилась дверь, закачалась лампа, висевшая под низким потолком, по стенам заплясали тени; что-то крикнув служанке, Анджело с властным видом прошёл через всю комнату и отворил в глубине её низенькую дверцу. За ней оказалась небольшая тёмная комната.

Служанка бросилась вслед за ними и зажгла лампу на столе, с которого она, рассыпаясь в извинениях, торопливо убрала вязанье и горку вылущенного из стручков зелёного горошка.

Всё с тем же властным видом Анджело заказал бутылку вина, и, в ожидании его, все трое молча сели за стол, покрашенный краской кирпичного цвета; на стене была статуэтка богоматери, в углу сидела и смотрела на них чёрная кошка. Франческа, прижавшись щекой к столу, заливалась слезами… Комедиантка!..

Меркадье, кашлянув, начал:

— Очень хорошо, молодой человек (надо было воспользоваться преимуществом своего возраста), но не тяните, пожалуйста: говорите поскорее, что вам угодно. Я беспрекословно последовал за вами и вот нахожусь здесь в вашем обществе и в обществе синьорины. (Короткий поклон в сторону растрёпанных чёрных кудрей, закрывавших потоки слёз.) …Так избавьте меня, пожалуйста, от лишних слов…

Анджело выругался так крепко, что над рыдающей Франческой взметнулась её крохотная ручка. Юноша вскочил и принялся шагать по комнате взад и вперёд, потом снова сел.

— Я был так глуп, — сказал Меркадье, — что попался в ловко расставленную вами западню… Сам виноват…

Анджело стукнул кулаком по столу.

— Западню? Что это значит?

— Бог мой! — съязвил Меркадье. — Тонкости французского языка вам лучше известны, чем мне тонкости венецианские…

Тут как раз принесли вино, и это внесло некоторое успокоение, а когда служанка вышла, Меркадье сказал:

— У вашей сестрицы (она вам действительно сестра?) куда больше актёрского таланта…

Франческа вскочила.

— Актёрского? Актёрского? Как ты можешь это думать!

Комедия разыгрывалась классически, по всем правилам. Пьер Меркадье придал своему лицу необходимое для его роли скучающее выражение. Резким окриком, в котором была и грубость и ласка, Анджело заставил сестру сесть на место. Потом повернулся к французу и, задыхаясь, с трудом произнёс:

— Вы низкий человек… Ещё хуже, чем я думал… подлее. Погубить глупую девчонку — на это