Тата - Валери Перрен

Я заснула на заднем сиденье. Разбудил меня голос Колетт. Она не ждала нас. Увидела меня. Узнала. «Это ты, Бланш?» Она совсем не изменилась. Я, впрочем, тоже. У нее в доме пахло воском.

Я сняла утягивающий пояс. Выпустила тебя на волю. Мы поужинали вчетвером. В молчании. Колетт была не из тех, кто задает вопросы. Я за весь вечер так и не осмелилась взглянуть на Жана. Мне было стыдно, я чувствовала себя ужасно виноватой перед Ханной. Я была влюблена в него… Как бы поточнее выразиться? Без памяти, страстно.

Сегодня мне шестьдесят один год, я не видела Жана с октября 1972 года, разве что по телевизору, но все еще люблю его. Как Колетт любит Эме, а Эме – Колетт. Такое сразу видно, потому что это редкость. Семь лет назад, когда я снова нашла Колетт и поселилась в вашей комнате, Аньес, она дала мне кассету, записанную Жаном в 1985-м, в Новый год… Пленка стерлась, так часто я ее слушала. Не знаю, успеете ли вы ее прослушать, прежде чем услышите меня, но мне кажется, что он через тридцать пять лет после нашей встречи заштопал кусочек моего сердца.

Вечером 20 октября мы рано пошли спать. Колетт спросила, можно ли ей потрогать мой живот.

– Я стану теткой.

– Ребенок будет звать тебя тетей.

– Пусть лучше зовет по имени. Колетт.

Засыпая, мы держались за руки. Я была страшно усталая, но, прежде чем закрыть глаза, в нескольких словах описала ночь, проведенную с ее братом. Пианино, встреча, покоренная, любовь. Говорят, дьявол прячется в деталях. Могу признаться, что в единственную ночь, когда я была с вашим отцом, Бог не скрывал от нас лица.

У меня отошли воды, когда я лежала с закрытыми глазами и представляла, что за руку меня держит Жан. Как и ваш отец, я хотела, чтобы ребенка приняла Колетт. Я знала: она сумеет. Можете не верить, но я не чувствовала боли – слишком торопилась выпустить вас в жизнь, которую мне не суждено было узнать. Я уничтожала проклятие, висевшее над моей семьей.

Родитель никогда не рассказывал мне о своей матери. Он всегда держал при себе ее фотографию. Никто не имел права заглядывать в его бумажник. Никто и не пытался. Кроме меня. Я до сих пор ясно помню лицо бабушки. Это похоже на болезнь: я закрываю глаза и вижу ее так же ясно, как мир вокруг.

Вы родились чуть меньше чем за три часа. Вдалеке от жестокости, окруженная любовью. Колетт справилась. Ханна все время была с нами. Я смотрела на Колетт, когда раздался ваш первый крик. Жан близко не подходил, а увидев вас, сам стал похож на ребенка. И поцеловал он, конечно же, Ханну. Не меня.

Пауза.

БЛАНШ

23 октября Жан вернулся к Колетт с вашим свидетельством о рождении. Аньес Септамбр, дочь Жана и Ханны. Вы были спасены. Мы могли бы оставаться вместе дни напролет. Но я должна была вернуться домой до вечера.

Пауза.

БЛАНШ

Жан и Ханна отвезли меня в Лион. Я попросила высадить меня подальше от квартиры – на случай, если он уже приехал. Мы обнялись. Ханна так плакала, что намочила мне все лицо. Жан был молчалив и растерян. Я в последний раз поцеловала вас в щечку. Вы спали, и это было к лучшему. Вы не видели, как я удалялась. Я шагала, и в голове у меня не было ни одной мысли. Поднялась по лестнице, ни о чем не думая. Открыла дверь. Он не вернулся. Я переоделась. Если мои расчеты верны, он приедет вечером. По понедельникам кабаре закрыто. Я почистила картошку. Около семи по лестнице зацокали коготки Веры. Он открыл дверь, не поздоровался. Собака радостно напрыгивала на меня, ласкалась, повизгивала. Мы поужинали в полной тишине. Я убрала со стола, помыла посуду и вывела Веру погулять на пятнадцать минут. На улице неожиданно похолодало. У меня болело все тело, голова гудела, как пустой барабан, я присела на скамейку. Вера положила мордочку мне на ногу, ее взгляд был полон неизбывной печали, словно она спрашивала: «Что с тобой?» Я не знала, что отвечать.

Нужно было вести себя естественно, как будто ничего не случилось. Если он узнает о ребенке, начнет вас преследовать. Как мою мать.

Жизнь шла своим чередом. Почти жизнь. Недожизнь. Жизнь под надзором. С просветами во время работы в кабаре. Только Колетт, Жан, Ханна и я знали, что вы родились в ночь не на 22-е, а на 21-е октября. Сначала я звонила Ханне, но это было слишком мучительно для нас обеих. Я самоустранилась, но перед этим дала ей адрес до востребования. Она присылала мне фотографии, пока вам не исполнилось двадцать. Последний раз мы разговаривали в 1987-м, после смерти Жана: мне обязательно нужно было сказать, что я не переставая думаю о вас обеих.

Пауза.

БЛАНШ

23 декабря 1981 года я видела вас на улице Шартре! Я была с ним. Мы только что вышли из магазина. Он одевал меня как ребенка, а мне было тридцать пять лет. На противоположном тротуаре стояла Ханна, держа за руку красивую маленькую девочку. На вас было красное пальтишко, в волосах – цветные заколки. Вы подпрыгивали. Я мысленно поцеловала вас. Ханна меня не заметила, а я проследила за вами взглядом. Он спросил: «Ну, чего застыла?» – и я ответила, что «просто смотрю вон на ту малышку». Он что-то буркнул, но я не сдвинулась с места, пока вы не исчезли. Потом я видела вас по телевизору. Какая же вы были умница и красавица! Артистка. Ваши фильмы просто замечательные. Я смотрела их и говорила себе, что они сняты для меня.

Пауза.

БЛАНШ

Колетт показывала мне фотографии вашей дочери Аны, она похожа на Жана. Она пианистка… Вы добились успеха в жизни, Аньес, и замечательно организовали жизнь дочери. Спасибо вам за это. Мне не хочется прерываться, хотя я не хотела начинать. Но вы никогда во мне не нуждались. Ваши родители – настоящие родители. А я всего лишь ветер.

Конец записи.

37

ХАННА РУБЕН

23 декабря 2004

Она заваривает жасминовый чай для Аньес. Она купила монбланы[72]. Пьер, Ана и Аньес вернулись из Лос-Анджелеса. Завтра