Тата - Валери Перрен

в виду, что я никогда не смогу залить с тобой за воротник глоток виски. Между нами двумя – только любовь и свежая вода. Возможно, кофе, чай и содовая. Обещаю, что все исправлю: твои мечты исполнятся, будут дома, сады, мебель, выезды.

Не уверен, что ты сорвала солидный куш, встретив меня. Тебе придется смириться с тем, что я не люблю всяческие религии, но могу уверовать в то, чего хочешь ты, особенно в тебя. Тебе известно, что в семь лет я подумал, будто Бог меня покинул, но в прошлом году он исправил свою ошибку. А вот Пречистая Дева всегда оставалась со мной. Ее имя – не Мириам, не Мария, а Натали. Она все время держала меня за руку. Верила в меня. Я всем в первую очередь обязан ей. Тебе – во вторую. Натали символизирует возрождение. Нат, все, что происходит сегодня, твоя заслуга.

Я хочу отдать должное моим родителям. Представляю, как мама говорит отцу там, наверху: «Какая же красавица жена нашего сына!» – и пропускает мимо ушей все сказанное мной выше, но не потому, что не хочет. Просто не может.

Я благодарен моим дорогим сестрам Зейе и Фатихе, гордости нашей северо-африканской семейки. Две умные головы компенсируют мою дурацкую башку. Им достался брат небольшого ума!

Спасибо всем, кто пришел, и тем, кого нет.

Хочу успокоить родителей Лины: не судите по внешности, я сделаю все, что в моей власти, чтобы Лина была счастлива. Если человек влюблен, как я, у него появляются суперсилы.

Лина, любимая, надеюсь, у нас родится малыш и он будет похож на тебя как две капли воды. Спасибо, что доверяешь мне, я не думал, что кто-нибудь вернет мне крылья, и, кстати, не знал, что они все еще у меня есть.

– Льес, любимый, я принимаю оба твоих подарка. И беру тебя – всего, целиком. И горжусь, что буду носить твою фамилию и смогу повсюду ею расписываться. Напишу ее на всех стенах всех домов Гёньона. А добрые люди будут говорить: «Снова эти арабы».

Надеюсь, мы заведем как минимум трех детей, и не имеет значения, на кого они будут похожи, лишь бы походили на нашу счастливую встречу и были светозарными, как ты, когда веришь в себя. И я не стану закладывать за воротник стаканчик виски, потому что хочу наслаждаться тобой на трезвую голову. Ты слишком хорош, чтобы искать чего-то в саду искусственных удовольствий. Я намерена наслаждаться тобой до конца дней и ночей и буду делать это с открытыми глазами. Я хочу тебя, как в тот понедельник, когда вы с Аньес вошли в мэрию Флюме, потому что понедельник теперь – мой любимый день. Спасибо Аньес за то, что согласилась быть моей свидетельницей. Я этого хотела, потому что сначала приняла тебя за жену Льеса, а ты – хвала Небесам! – ею не оказалась, а потом еще и упала в обморок в моем кабинете. Кое-кто спрашивал: «Лина, почему вы торопитесь пожениться?» Да потому, что Льес – моя очевидность. Так зачем терять время? Знайте: мы с Льесом превратимся в двух скрюченных старичков и не расстанемся до конца дней. У нас большие планы: вести простую жизнь здесь, в Бургундии. Я заметила, что некоторые местные уроженцы выговаривают «р» очень раскатисто, и обещаю научиться произносить его так же! Спасибо, что вы все рядом. Спасибо Зейе и Фатихе за радушный прием и доброжелательность. Я – единственный ребенок в семье и счастлива получить сразу двух сестер в дополнение к мужу. Спасибо тебе, Льес, любовь моя, за твою веру в меня: я не думала, что девчачьи крылышки можно починить.

– Именем закона объявляю месье Льеса Отмана Мансура и мадемуазель Лину Катрин Озьер соединенными узами брака. Можете поцеловать новобрачную.

Мы с Натали встаем, чтобы расписаться в книге актов гражданского состояния. Ноги подгибаются, тушь потекла. Проходя мимо счастливой пары, целуем обоих. Оба жутко красивые.

Ана садится к пианино и исполняет «Уходящего» Рашида Таха[73] вместе с двумя ударными и двумя струнными. Голос у певца почти такой же красивый, как у самого Рашида. Смешение гармоний отражает существо пары: Ана, по просьбе Лины, много дней тайно, вместе с друзьями, репетировала этот номер.

Гости поднимаются с мест, целуют и обнимают новобрачных. Фатиха, Зейя, Натали и родители Лины танцуют, образовав круг; Адель, ее дочери, Поль, Эрве, его сын, мы с Антуаном танцуем и хлопаем в ладоши. Льес и Лина присоединяются к нам. Мэрию мы покидаем не сразу. Лично мне хочется, чтобы это мгновение длилось вечно.

Погода сегодня прекрасная. Жизнь уподобилась веселому хороводу, почти романтической комедии. Новобрачная одета в белое и элегантностью соперничает с солнцем. Ее муж выглядит слегка ошеломленным, но улыбается людям и миру своей чудесной улыбкой.

Никогда не забуду слов, которые Льес сказал мне, вернувшись из Флюме, когда между ним и Линой еще ничего не было: «Когда кого-нибудь встречаешь, труднее всего рассказать ему о своем прошлом. Это обязательно, но никому не нравится. Потому-то у меня никогда ни с кем не было долгого романа – я не хотел исповедоваться. Но… кажется, с Линой я не расстанусь вовек».

Сесиль Обер, соседка с улицы Фреден, в числе приглашенных, она разговаривает с Аной. Моя дочь великолепна в изящном черном платье, большие светлые глаза накрашены. Свадьба празднуется в муниципальном клубе – Лина с Льесом сняли его для сотни своих гостей. По дороге туда Антуан касается моей руки, интересуется, «хорошо ли себя чувствуют мадам свидетельница».

Я спрашиваю Луи:

– Замечтался?

– Радуюсь за Льеса.

Сапожная мастерская на улице Пастера открыта. Луи не обязательно проходить мимо, чтобы подумать о Колетт, но я знаю, что у него всякий раз сжимается сердце.

– Колетт бы тоже порадовалась. Она очень любила Льеса.

– Точно.

Папин «Стейнвей» по-прежнему красуется на сцене, а вот табличка у входа, заказанная моей матерью, потускнела.

Мы мирно празднуем до вечера. Гости беседуют, знакомятся, едят стоя, двери распахнуты, курильщики ходят туда-сюда. Те, кто не курит, впрочем, тоже.

Я стою чуть в сторонке, вслушиваюсь в гул голосов и смех. Площадь де Голля напротив клуба погружена в темноту. Дважды там стоял шатер цирка Судковски. Воображаю, как две девочки, Бланш и Колетт, идут в школу по улице Сен-Пьер.

Мое уединение нарушает Фатиха. Я никогда не общалась с сестрами Льеса: старшая была слишком взрослой, чтобы снисходить до нас, младшей не интересовались мы.

– Льес открылся тебе насчет Шарпея?

Сказать, что я удивлена, значит, ничего не сказать. Раз Фатихе известно