Тата - Валери Перрен

играть в футбол, хотя был лучшим игроком и мог сделать блестящую спортивную карьеру. В ответ на ее вопрос он печально улыбнулся и произнес всего две фразы: «Я уеду. Ты получишь мою комнату…» Когда Льес ушел из родительского дома, Зейя сочла это своим личным поражением и много недель лила слезы.

В 2009-м она находилась в бывшей комнате Льеса и услышала, как он обсуждал с Натали неприятную встречу в Каннах. Зейя работала над документами, светя себе фонариком, чтобы не налетели комары. Она сразу поняла природу причиненного зла и решила, что он отдалился от родных, чтобы свободно предаваться предосудительным увлечениям.

Льес прошел по краю пропасти – не попал в полицию, он не хотел, чтобы его задержали с порошком, ведь алкоголь был легальным лекарством, за бутылку в тюрьму не сажают. Одно плохо – любое спиртное подпитывает печаль.

С годами Зейя смирилась с тем, что иногда по вечерам и в каждый уик-энд Льес являл собой жалкое зрелище, а по воскресеньям, обедая у родителей, выглядел просто ужасно.

Июльской ночью 2009 года Зейя сразу поняла, что речь идет о бывшем шефе сестры в заводской информационной службе. Она помнила этого человека, слышала мутные истории о его «привычках». У нее кровь в жилах застыла. Она не спала всю ночь. Представляла случившееся с братом. Невыносимое горе. Наутро, в воскресенье, она набрала 12, и в справочной службе ей дали адрес и телефон подонка в Каннах.

Она размышляла целый день. Пошла к брату. Он удивился, увидев ее на лестничной клетке.

– Привет, мэтр.

– Что делаешь?

– Еду купаться в Монсо к друзьям Нат, хочешь с нами?

– Нет, меня не будет несколько дней, пришла проститься.

– Куда собралась?

– Пока не знаю. Может, к морю… Хорошо было в Ницце?

– Суперски.

– Вот и решение.

Она обняла его чуть сильнее обычного и ушла, чувствуя спиной его взгляд. Теперь он держится, совсем не пьет, выглядит уверенным в себе и счастливым. Она долго думала, что у Натали и Льеса роман, потом надеялась, что он кого-нибудь встретит.

В понедельник вечером, в Каннах, когда бывший шеф информационной службы вышел из дома, Зейя сидела за рулем своей машины. «Что я тут делаю? Собираюсь поступить как мои подзащитные? Все, кого осуждает общество, да и я сама?» Она уже несколько часов подкарауливала Шарпея и, когда он появился, сразу узнала по манере держаться. Ее внезапно затошнило, пришлось приоткрыть дверцу, чтобы не заблевать салон, а когда она подняла голову, он был уже далеко. Проклятье! Зейя тронула машину с места и поехала следом, держась на расстоянии. Он дошел до мыса Круазетт и сел на террасе кафе.

Она знала это место, была здесь с подружкой три или четыре года назад. Может, больше, а может, меньше, с датами она не дружила.

Он кого-то ждал. Часто смотрел на часы. Ее машина была припаркована на противоположной стороне. Она разглядывала зевак, мужиков в шортах, девиц в коротких платьях. Машина муниципальной полиции остановилась рядом, и ее попросили уехать. Она очень хотела ответить: «Чем меня доставать, поговорите вон с тем типом, его никто ни разу не побеспокоил, он всегда переходит только на зеленый», – но сдержалась и подчинилась – ее не должны запомнить.

Она вышла из машины. Он все еще сидел за столом, что-то пил мелкими глотками из стакана. Ушел через час или два. Зейя потеряла представление о времени. Она пошла за ним. На уровне парковки, когда он вступил в зону тени, чтобы спуститься к морю, неизвестно откуда материализовалась машина и рванула прямо на него. Она успела спрятаться за фургон, но атакующая тачка остановилась в сантиметре от цели. Зейя сразу подумала о брате. Возможно, он вернулся за рулем «ситроена». 71 – Сона-и-Луара, это не совпадение. Лица водителя Зейя не разглядела. С чего бы Льесу останавливаться в последний момент, оставив перепуганного хищника одного? Сердце Зейи бухало в груди, сбиваясь с ритма. «Ситроен» исчез в ночи. Сестра жертвы и насильник были одни.

Она подошла решительным шагом. Мужчина еще не оправился от пережитого испуга. «Это ничто по сравнению с тем, что ты заставил пережить других. Для тебя они посторонние, для всех нас – братья!» Зейя вытащила из пляжной сумки утюг. Утюг своей матери. Она взяла его из дома, собираясь в Канны. Преступный умысел.

У него сделалось странное выражение лица, он сощурился, не понимая, откуда взялась незнакомка и что за предмет она держит. Удивление исказило черты лица. Как будто их нарисовал неумелый подражатель Пикассо.

– В семь лет мой брат обжег себя утюгом. Нас он убеждал, что это вышло случайно, но я знала правду.

Зейя ударила Шарпея в лицо. С невероятной силой. Раздался жуткий треск сломавшихся костей. Она никогда никого не била так внезапно и жестоко. Он упал на землю. В нескольких метрах от них что-то шептало море. Средиземное. Ее Средиземное море. Она дотащила тело до воды. Плюх! Забери его. Унеси его. Черная вода поглотила и тело, и орудие преступления. Мать Зейи будет повсюду искать свой утюг, удивляясь, куда он мог деться, кому понадобился. Через несколько часов начнется шторм, и море станет ее сообщником. Тело найдут далеко от берега.

Зейя видела, как брат нанес себе увечье. Ему было семь лет, ей – четыре. Она видела, как он приложил утюг к тощему бедру. В тот день на нем были синие футбольные трусы. Обезумевшие от боли черные глаза смотрели, как горячая железяка бесшумно вплавляется в плоть. Он не закричал – вопль издала она. Родители повезли сына в больницу, и по дороге Льес потерял сознание на заднем сиденье машины. Фатиха осталась с Зейей, которая не выдала секрет брата. Это не был несчастный случай. Самокалечение трудно понять, если тебе четыре года. Она приняла это за опасную, запрещенную игру. За глупость, которую совершил мальчишка.

Услышав разговор Нат и Льеса в саду, Зейя сразу вспомнила тот случай.

Льес поговорил с сестрами после встречи с Линой. Описал все муки, через которые он прошел, рассказал, как несколько раз лечился в Гарше, как спасся благодаря Натали и собственной внутренней силе, о которой не подозревал, и говорил так, словно Фатиха и Зейя были чужими и ничего о нем не знали. Он не мог позволить, чтобы подонок продолжил развращать детей. Он собирался жить дальше. Наконец-то.

Зейя ничего не рассказала о том, что произошло в Каннах. И не расскажет. Никогда. Никому. Но положит все силы на защиту невинных.

39