Камень небес - Валерий Викторович Дмитриевский

обедал днём. Трава на берегу вся выгорела, и понять, отсюда ли занялось, было трудно. Тогда он сходил к рыбацкому кострищу. От него до леса было метров тридцать. И Марчук понял, что виноват в пожаре он: поскольку свой костёр не залил, наверняка остались угольки, а когда он ушёл в лагерь, поднявшийся ветерок, видимо, раздул их, отлетела искра, и трава вспыхнула. А от рыбацкого костра через песчаную кромку берега искра до леса долететь не могла, слишком далеко. А если бы и долетела, он бы заметил дым. Да если бы и не заметил, всё равно был виноват, что не погасил горящий огонь. Хотя рыбаки были те ещё фрукты: костёр оставили, на пожаре не помогали…

Марчук пошёл к Ковалёву, отдыхавшему вместе со всеми у реки, собираясь ему обо всём рассказать. Но тот его опередил.

– Я осмотрел весь берег. Это рыбаки зажгли, действительно. Я видел следы их костра, ещё угольки остались. Днём был ветер, наверняка искру закинул на траву. Не зря же они быстро сбежали, даже помогать нам не стали. Но что с них взять… А там, где ты закончил маршрут, загореться не могло.

У Марчука камень с души упал. Раз Ковалёв решил так, не надо его разубеждать. Мелькнуло, правда, подозрение, что начальник нарочно так повернул, бросая ему при всех спасательный круг, чтобы не косились на него молодые геологи: с виду такой опытный, а в тайге с огнём обращается, как студент-практикант. Но по лицу Ковалёва ничего нельзя было понять. И так никто и не узнал, действительно ли он сказал то, что думал, или решил выгородить Марчука, а заодно и себя, потому что среди его подчинённых не должно было быть таких разгильдяев.

Весной следующего года Виктору Гавриловичу было поручено, пока партия находилась в городе, найти площадку под новый лагерь, с которого мы должны были работать летом, расширяя поиски на север. Марчук с бульдозеристом выехали на старый лагерь, где зимовал бульдозер, завели его и двинулись по проложенной ранее дороге к намеченному по карте отвороту на новое место. Здесь остановились пообедать. Пока Марчук пил чай, бульдозерист Медведев сказал:

– Я начну съезд расчищать, а вы потом подойдёте и будете показывать, куда двигаться.

Марчук набил котелок снегом, который ещё лежал кое-где в ложбинах, и повесил его над огнём, чтобы горячей водой помыть посуду. День стоял солнечный, пригревало по-летнему. Марчук даже рубашку скинул, ловя первый загар. Он посмотрел на бульдозер, который уже начал углубляться в лес, и заметил, что тот устремился немного не туда. Взял компас и решил на минутку отойти от костра, чтобы задать правильное направление. Прошёл вперёд по лесу, на ходу допивая чай, и помахал Медведеву, куда ехать. Потом, забыв, что хотел вернуться, увлёкся и уходил всё дальше, сверяясь с компасом и ориентируя бульдозериста.

Часа через три они сделали проезд к новому месту базирования, выбрали подходящую поляну для лагеря и повернули назад, зачищая и подравнивая проезд. Солнце уходило к закату, стало прохладно, и Марчук, так и ходивший с голым торсом и с кружкой в руке, мечтал, что сейчас достанет из рюкзака тёплую рубаху, потом они попьют чаю и поедут обратно в лагерь. Он шёл впереди бульдозера и, выйдя на дорогу, замер: от места, где был их костёр, во все стороны по тайге растекалось пламя. Марчук только теперь вспомнил, что оставил котелок с водой на огне. Он выломал берёзку и побежал гасить пожар. Выехавший следом бульдозерист сразу оценил обстановку и начал опахивать очаг сначала с одной, потом с другой стороны. Ещё до сумерек они взяли его в кольцо и потушили.

Успокоенный тем, что леса выгорело немного, Марчук пошёл к своему рюкзаку за рубахой. Пока тушил, жарко было, а теперь стал совсем замерзать. Однако на том месте, где лежал рюкзак, он обнаружил только закопчённый и ещё не остывший корпус радиостанции, которую они взяли с собой, думая в случае чего подключить к ней питание от бульдозерного аккумулятора. Куртка, рубашка, спутниковый навигатор, бумажник с деньгами, ещё что-то по мелочи – всё сгорело, остался лишь пепел.

Медведев нашёл для Марчука у себя в бульдозере старую телогрейку. Но не холод донимал теперь геолога, а угрызения души. Вот ведь в прошлом только году давал себе обещания, что с огнём в тайге будет осторожным, и снова прошляпил… Ну ладно, деньги сгорели – жаль, конечно, но было их там немного. Лес погорел – не страшно, никто не видел, а если потом увидят, можно будет сказать, что это раньше, до них горело. А вот утрату радиостанции как он будет объяснять? Потерял, утопил, медведь её отобрал? А если сказать правду, тут же припомнят ему прошлогодний пожар (пусть и оправдал его Ковалёв, но Марчук подозревал, что не все в это поверили). Не убьют, конечно, но будут о нём такого мнения, что, может, лучше бы убили… Да и на связь с городом надо каждое утро выходить. Если не выйдешь, начнут гадать, что случилось, поднимут тревогу, пошлют машину… В общем, столько неприятностей, что жить не хочется.

Через несколько дней в лагерь прибыла вся партия. Хоть и просил Марчук Медведева никому не рассказывать, тот всё-таки проболтался о пожаре. И Денис Крымов с серьёзным видом сказал:

– Есть такая болезнь – пиромания, навязчивая страсть к огню. Те, кто подвержен ей, при любом удобном случае всё вокруг поджигают, потому что созерцание огня доставляет им наслаждение. Вы, Гаврилыч, оказывается, пироман. У вас тёплая, даже горячая компания: Прометей, Герострат и разные прочие, которые спалили Александрийскую библиотеку и поджаривали еретиков на кострах. Но вам и самому надлежит гореть в аду, безусловно.

Мы улыбались, но Марчук, сжигаемый самобичеванием, был напряжён и юмора не воспринимал. Он молча слушал, потом возмущённо заговорил:

– Называйте меня хоть кем! Но я уже четыре дня на связь не выхожу, и что? Кто-нибудь в городе забеспокоился, что с нами случилось? Может быть, прислали вертолёт? Может быть, вы все, пока ехали, переживали за нас и вот теперь счастливы видеть нас живыми и невредимыми? Не вижу ничего подобного. Пропал Максим, и хрен с ним, да? В следующий раз я рацию нарочно сожгу! Хуже не будет.

Наши улыбки разгладились. Мы не знали, почему радист экспедиции не сообщил никому, что Марчук не выходит на связь. Может быть, он думал, что раз партия только что выехала из города, мы первыми должны выйти в эфир, когда приедем, а про то, что Марчук уже здесь, просто