Камень небес - Валерий Викторович Дмитриевский

шорохе быстро юркает куда-нибудь в укромное место, а то и на глазах у тебя прямо домой, в норку, которая, оказывается, здесь же в палатке и находится. И ты, получается, не только пришёл к ней в дом незваным гостем, но ещё и порядки свои хочешь установить. Нехорошо.

А животные, бывает, и самой смертью своею за это мстят. Убили как-то наши знакомые геологи медведя, который, как потом оказалось, был заражён трихинеллёзом. Мало того, что сами наелись мяса, так ещё и в посёлок привезли, многих угостили. А через месяц самые активные едоки почувствовали разные недомогания. Это коварная болезнь, когда в кровеносные сосуды и мышцы проникают личинки мелких паразитов, которые образуют вокруг себя известковый скелет, и тогда их трудно нейтрализовать. Всем пришлось долго лечиться, но до конца эта штука не вылечивается, и ещё неизвестно, как она проявит себя потом.

Нередко при встрече с человеком медведи нарушают законы своего поведения, которые люди установили для них и считают незыблемыми, но, как часто оказывается, в этом заблуждаются, потому что не всё о них знают.

Была история у нас на Северном Байкале, о которой писала местная газета. Туристы сидели на краю леса у костра и варили себе ужин, громко разговаривая и смеясь. Тут заметили вдали на лугу медведя, но испуга ни у кого не было – все знали, что он боится громких звуков, а огня тем более. И даже когда медведь двинулся в их сторону, все просто с любопытством наблюдали за ним. Но медведь шёл, не боясь, прямо к костру. Когда он совсем приблизился, туристы стали кричать, хватать из костра головни, а кто-то снял с огня ведро с горячей водой и плеснул ему в морду. Ничего не помогло, и люди начали разбегаться, только от медведя не убежишь. Одного он догнал, человек погиб… Скорее всего, это был хищник, который однажды уже попробовал человечьего мяса и теперь совсем не боялся людей, а наоборот, знал, что это лёгкая добыча.

Ещё один «противозаконный» случай произошёл со мной и моим напарником Виктором Григасом на Бирюсе, когда мы с ним прокладывали и размечали в тайге профили для детальных поисковых работ. Обычно Григас шёл впереди, выдерживая по компасу заданный азимут, и срубал по ходу движения мелкие деревца и кусты, а на крупных деревьях делал затёсы. Получалась узкая просека, или визирка. К его поясу был привязан мерный шнур длиной пятьдесят метров, в левой руке он держал связку пикетажных колышков, которые втыкал в землю по моему сигналу. А я давал ему такой сигнал, держа второй конец шнура, когда доходил до уже поставленного колышка. По пути за Виктором я подчищал визирку своим «мачете», добавлял затёсов, и так мы двигались два километра до заранее прорубленной магистральной просеки. Отступив по ней сто метров, прокладывали параллельный профиль, возвращаясь назад. По этим пикетированным профилям мы потом проводили геологические маршруты, отбирали пробы, а геофизики ходили с приборами и тянули свои провода.

В один из дней шли мы очередным профилем. Виктор вышел на край склона и остановился в нерешительности. То на меня оглянется, то снова вниз посмотрит. Потом махнул мне рукой, подзывая, и вдруг отпрянул назад. Я понял, что там, за перегибом склона, творится что-то интересное, и стал подходить, вытаскивая недавно купленную видеокамеру. Но успел увидеть только, как в чащу убегает большая желтовато-бурая медведица и рядом с ней семенит медвежонок. Досадуя, что не успел ничего заснять, говорю Виктору:

– Что ж ты раньше не мог махнуть?

– Да я сам сначала ничего не понял, – стал взволнованно объяснять Григас. – Я пригляделся – кто-то в кустах шевелится, посчитал, что это изюбрь, позвал тебя, чтобы ты на камеру его снял. И тут вылезает она, а следом два медвежонка. Заметила меня и на задние лапы встала. Ну, думаю, сейчас кинется. Нет, опустилась на все четыре и побежала. Видел её?

– Только спину да одного мальца.

– Здоровенная, падла. Интересно, почему она не бросилась? Говорят, если медведицу с детёнышами встретишь, то всё. Она не будет разбираться, в чём дело, сразу нападёт. А тут не стала.

– Да, простила нас почему-то.

Дальше мы, конечно, не пошли, а вернулись в лагерь. Вечером, слушая наш рассказ, все недоумевали, почему медведица с медвежатами сама убежала, – каждому было известно, что всегда бывает наоборот. Некоторые удивлялись до такой степени, что приходилось уточнять:

– Вы, кажется, жалеете, что мамаша не задрала нас на месте?

Следовало горячее опровержение, и только после этого прежние отношения восстанавливались.

Похожее было на речке Харалге в Забайкалье. Мы в уазике-«буханке» ехали по лесной дороге к себе в лагерь, как вдруг водитель выдохнул: «Медведь…» Остановили машину, и я вышел, взяв фотоаппарат. Метрах в пятидесяти, на другой стороне поляны, торопливо слезал с дерева, осыпая когтями кору, медвежонок, а внизу его дожидалась мамаша. Видимо, услышав звук мотора, они поняли, что рядом – опасность. Пока медвежонок спускался, медведица металась под деревом и поглядывала в нашу сторону, а едва он слез, они бросились убегать. Жаль, что снять их мне не удалось – солнце светило прямо в объектив.

Много позже довелось прочитать, что у медведицы, вообще-то, сначала проявляется материнский инстинкт, и лишь потом – инстинкт хищника. По возможности она старается увести медвежат от опасности, а нападает, только когда чувствует явную угрозу, защищая их. А если встаёт на задние лапы, то для того, чтобы лучше разглядеть, а вовсе не напасть.

Значит, и на Бирюсе, и на Харалге было так. Хотя могло быть и по-другому. Как говорил один плюшевый медвежонок, набитый опилками, разве знаешь, что придёт им в голову. Он, правда, говорил о пчёлах, но к медведям это относится в той же степени.

Рыбаки ловили рыбу

Эту историю рассказал мне знакомый геофизик, а сам он слышал её от кого-то, а откуда тот узнал, не так и важно.

Один мужик, звали его Тимоха, рыбачил на таёжной речке с резиновой лодки. Наловил рыбы, тут же присолил её, ведро с рыбой спрятал от солнца в кусты и решил окунуться – жарко, вспотел. Искупался, но голого его комары стали заедать. Одеваться он не стал, чтобы мокрым не ходить, а полез на дерево – наверху ветерок, там быстрее обсохнешь, да и от комаров на ветру спасение.

Сидит на толстой ветке, наслаждается, и тут выходит из лесу медведь. Видимо, рыбу учуял – сразу к ведру и давай её жрать. Тимохе обидно: ловил-ловил, а без рыбы вернётся. И стал