За гранью. Поместье - Джон Голсуорси

он тщетно тянулся к воде. Священник остановился. Он не знал, чей это конь: от поля до границы с его приходом лежало целых три луга, – но сразу понял, что бедное животное изнывает от жажды. Приблизившись и найдя, что веревка слишком груба для его пальцев, мистер Бартер решил просто вырвать из земли колышек. Пока длились его усилия, пока он, багровый лицом, упирался и тянул, кляча терпеливо ждала, взирая на преподобного мутными глазами. Отброшенный силой инерции, с колышком в руке, мистер Бартер едва устоял на ногах. Конь в испуге отпрянул.

– Не бойся, дурашка! – сказал ему преподобный, а в сторону буркнул: – Что за изверг привязал бедную тварь на самом солнцепеке! Эх, жаль, своего ума никому не дашь!

И преподобный повел коня к воде. Тот не противился, но, поскольку никаким дурным поступком не заслужил своего несчастья, то и благодарности к избавителю не чувствовал. Напившись вволю, конь принялся щипать травку, а священника постигло крушение иллюзий. Он заново вбил колышек – здесь, вблизи воды, это было нетрудно по причине рыхлости грунта, – поднялся и смерил коня неодобрительным взглядом.

Животное невозмутимо паслось. Преподобный достал носовой платок, отер пот со лба и нахмурился. Неблагодарность – хоть в человеке, хоть в бессловесной твари – была ему отвратительна.

Лишь теперь, совершенно внезапно, он ощутил усталость.

– Наверное, уже кончилось; должно было кончиться, – сказал себе преподобный и торопливо зашагал напрямик по лугу, даром что солнце так и палило.

Дверь пасторского дома стояла нараспашку. Пройдя к себе в кабинет, преподобный с минуту собирался с мыслями. Наверху были слышны торопливые шаги – туда-сюда, туда-сюда. Долгий стон наполнил ужасом сердце преподобного.

Он вскочил и рванулся было к колокольчику, но не стал звонить, а сам побежал наверх. Под дверью в комнату жены топталась на ковре старая няня – уши закрыты ладонями, лицо залито слезами.

– О сэр! – выдохнула она, увидев преподобного. – О сэр!

Священник метнул на нее дикий взор и вскричал:

– Женщина! Женщина!

После чего тоже закрыл уши руками и бегом бросился вниз по лестнице.

В холле сидела какая-то дама. Это была миссис Пендайс, и преподобный ринулся к ней, как дитя, которое ищет утешения у матери.

– Моя жена, – бормотал он. – Моя бедная жена! Одному богу известно, что они там с нею делают, миссис Пендайс! – И преподобный спрятал лицо в ладонях.

Миссис Пендайс, часть жизни прожившая как Тоттеридж, некоторое время не двигалась. Затем рука в перчатке легла на мясистое предплечье преподобного, на котором, вследствие сжимания кулаков, круто напряглись мускулы.

– Дорогой мистер Бартер, положитесь на опытность доктора Уилсона. Пройдемте в гостиную!

Преподобный, спотыкаясь, будто слепец, дал себя увести. В гостиной он сел на диван; миссис Пендайс села рядом, удерживая ладонь на его предплечье; по ее лицу пробегали судороги, словно она едва владела собой. Тихим голосом миссис Пендайс приговаривала:

– Все будет хорошо, все будет хорошо. Успокойтесь!

В ее сочувствии и тревоге явно сквозила не то чтобы неприязнь, а скорее легкое недоумение: почему это она сидит в пасторской гостиной и поглаживает пастора по предплечью?

Мистер Бартер отнял руки от лица.

– Если она умрет, – произнес он каким-то чужим голосом, – я этого не вынесу.

Возглас был явно не из категории нередкого в подобных случаях пустозвонства. Сама собой ладонь миссис Пендайс соскользнула с предплечья мистера Бартера и легла на диванную обивку из блестящего, словно вощеного, чинца[68] с ало-зеленым рисунком, а душа содрогнулась, потрясенная отчаянием в пасторских интонациях.

– Ждите здесь, – сказала миссис Пендайс. – Я схожу наверх, узнаю, что да как.

Властность была отнюдь не свойственна миссис Пендайс, но мистер Бартер, имевший вид мальчугана, который раскаивается за свои проделки, даже не подумал возражать.

Она вышла, а он приблизился к двери и стал слушать, жаждая уловить хоть какие-нибудь звуки, хоть шелест ее платья. Увы, миссис Пендайс носила нижнюю юбку из батиста, и священник был один на один с тишиной, которую не мог выносить. Топоча своими грубыми ботинками, сцепив за спиной руки, он метался по комнате – голова низко опущена, губы сжаты; так, выкатывая глаза, яростно сверкая белками, мечется бык, впервые запертый в загоне.

Мысли его блуждали – страшные, гневные мысли, – ибо он не мог направить их молитвой. Слова, которые он столь часто произносил: «Все в руце Господней! Все в руце Господней!» – никак не применялись к данной ситуации. Вместо них в мозгу вертелась фраза мистера Парамора, оброненная у сквайра за столом: «Умерьте свой пыл», и была в ней жестокая ирония. «Умерьте свой пыл, умерьте свой пыл!» Он, священник, не умерил пыла – и вот его жена корчится в муках, и…

Звук наконец раздался. Лицо преподобного, загорелое до красноты, побледнеть не могло в принципе, но мощные кулаки разжались. В дверях стояла миссис Пендайс, светясь особенной, сострадательно-восторженной улыбкой.

– Все в порядке: мальчик. Бедняжке пришлось ужас как тяжело!

Некоторое время священник молча глядел на миссис Пендайс – и вдруг рванулся, выскочил из гостиной, влетел к себе в кабинет. Только там, и только запершись на ключ, смог он преклонить колени, чтобы долго, долго оставаться в таком положении вообще без всяких мыслей.

Глава 12. Сквайр принимает решение

В тот же вечер, за последним бокалом из целой пинты портвейна, мистер Бартер ощутил непреодолимую тягу развеяться, острую потребность в обществе себе подобных.

Нахлобучив шляпу и застегнув пальто – ибо, хотя июньский вечер и был хорош, а все-таки с востока потягивало холодком, – мистер Бартер зашагал в сторону деревни.

Грунтовка, что вилась меж подстриженных изгородей и забирала к вязовой аллее, где давно устроились на покой грачи, вызывала у мистера Бартера ассоциации с тропой, что ведет прямо к Господу. Запахло дымом очагов, замаячили впереди коттеджи, кузня, деревенские лавчонки фасадами на выгон. Ярче сделались огни в дверных проемах и в окошках; бриз, который едва дотрагивался до листвы каштанов, дал себе волю в отзывчивой на прикосновения осиновой листве. Дома и деревья, деревья и дома! Прежние укрытия и приют на будущее!

Священник остановил первого встречного.

– Отличная погодка для сенокоса, верно, Айкен? Как ваша жена? Что? Девочкой разрешилась? Ну-ну. Мальчишек вам надо, Айкен, мальчишек! Слыхали о том, что произошло у нас? Так вот, благодарение Господу…

С каждым прохожим, во всех домах по очереди утолял мистер Бартер свою потребность в сочувствии, врачуя рану, ожидая, пока затянется струпом пустота, что образовалась от утраты чести. А сверху вниз глядели на него невозмутимые каштаны и трепетные осины, глядели и словно