За гранью. Поместье - Джон Голсуорси

приближался к давно готовому, хранимому его сердцем образу, ибо такие сближения были свойственны Грегори; и все больше иронии наблюдалось в мерцании звезды над рощей, где свистал соловей.

Глава 10. Джордж пытается выйти в ноль

В четверг, в день Эпсомских летних скачек, Джордж Пендайс, сидя в углу купе первого класса, тщился получить цифру «пять» путем сложения двух двоек. На листке бумаги с эмблемой «Клуба стоиков» были прописаны суммы его проигрышей на скачках – четко, до последнего пенни: тысяча сорок пять фунтов (долг, по которому вышли все сроки), а пониже другая сумма – семьсот пятьдесят фунтов (свежайший проигрыш). Еще ниже шли его личные долги, округленные до тысячи фунтов. Джордж сам их округлил, приняв во внимание лишь те счета, которые получил на руки; всеведущее Провидение имело для него другое число, также округленное: полторы тысячи фунтов. В сумме получалось три тысячи двести девяносто пять фунтов. А поскольку на скачках и на бирже, этих средоточиях вечного движения, щепетильность относительно сумм, проигранных вот так, нежданно-негаданно, доходит до абсурда, то и надо было к следующему понедельнику добыть где-то тысячу семьсот девяносто пять фунтов. И без того букмекерская контора, ценя Джорджа как человека, умеющего проигрывать не хуже, чем выигрывать, и опасаясь потерять хорошего клиента, отсрочила выплату тысячи сорока пяти фунтов до Эпсомских скачек.

Противопоставить этим суммам (сюда еще не были включены жалованье тренеру и расходы на дело о разводе – Джордж понятия не имел, во что они для него выльются) он мог, во-первых, свой банковский счет (лишние двадцать фунтов ему еще выдадут); во-вторых, Эмблера и пару почти негодных скаковых лошадей; в-третьих (на этот источник Джордж уповал) – сумму Х, получить которую Эмблер имеет шанс… или нет – должен принести ему нынче.

Чего-чего, а присутствия духа Джорджу Пендайсу было отпущено с лихвой. Это качество управляло его существом; оно вошло в плоть и кровь его. Столкнувшись с проблемой, которая ввергла бы в отчаяние других – особенно тех, кого воспитывали не по наследственному плану, – Джордж ничем не выдавал ни тревоги, ни отчаяния. Обдумывая свое положение, Джордж исходил из определенных принципов. Во-первых, он не допустит, чтобы его имя появилось в списке должников. Скорее уж к евреям пойдет, возьмет у них деньги под залог наследственного поместья; евреи его оберут, ну так что ж! Во-вторых, он не даст ни намека на истинное состояние своих дел: поставит на Эмблера, зная, что в случае неудачи расплачиваться ему нечем. В-третьих, не будет думать о будущем – ведь и мысли о настоящем достаточно тяжелы.

Поезд вихлялся и подпрыгивал, словно подчиняясь некоему мотивчику; Джордж неподвижно сидел в своем углу.

Среди его попутчиков был достопочтенный Джеффри Уинлоу, который, сам не играя на скачках, весьма благоволил к сугубо английской породе и надеялся улучшить ее, лично посещая основные состязания.

– Ваш жеребец нынче участвует? – спросил достопочтенный Джеффри Уинлоу.

Джордж ответил кивком.

– Я поставлю на него пять фунтов – на счастье. Не могу себе позволить играть по-крупному. На прошлой неделе встретил вашу матушку в Фоксхолме, на приеме в саду. Давно не были у своих?

Джордж опять кивнул и ощутил странную сдавленность в груди – это щемило сердце.

– На ферме старины Пикока случился пожар, – продолжал достопочтенный Уинлоу. – Говорят, сквайр с мистером Бартером проявили себя настоящими героями. Он еще хоть куда, ваш отец!

Джордж кивнул в третий раз, и вторично у него сжалось сердце.

– Собираются ваши в Лондон в нынешнем сезоне?

– Не знаю, – ответил Джордж. – Хотите сигару?

Уинлоу взял сигару, обрезал кончик перочинным ножиком, не спеша поднял взгляд на Джорджа. Лишь отменный физиономист пробился бы сквозь невозмутимость этого квадратного лица, и Уинлоу подумал: «Не удивлюсь, если слухи о старине Джорже окажутся правдой».

Вслух же спросил:

– Все благополучно?

– Вполне.

Они расстались на ипподроме. Джордж сразу пошел к своему тренеру, от него – к месту выгула и оценки скаковых лошадей. Держа в уме уравнение с одним неизвестным (тем самым Х), Джордж дождался, пока его заметят двое неброско одетых джентльменов, один из которых что-то черкал в блокноте золотым карандашиком. Джентльмены приветствовали Джорджа со всей почтительностью, ведь это им причиталась большая часть суммы в тысячу семьсот девяносто пять фунтов.

– Сколько поставите против моего Эмблера?

– Ставим на равные шансы к пяти сотням, мистер Пендайс, – ответил джентльмен с золотым карандашиком.

Джордж записал ставку. Обычно он на таких условиях не играл, но сегодня все было иначе – казалось, действует некая сила, против которой традиции – прах.

«Будет чем расплатиться с долгами, – думал Джордж. – А если не повезет – дополнительная пара тысяч долга погоды не сделает».

Он приблизился к другому джентльмену – тоже неброско одетому, с бриллиантовой булавкой для галстука и с лицом еврейского типа. Далее Джордж перемещался от одного неброско одетого джентльмена к другому, опережаемый неким невидимым посланником, который нашептывал: «Мистер Пендайс пытается выйти в ноль», да так убедительно, что каждый следующий неброско одетый джентльмен выказывал небывалую уверенность насчет Эмблера. Вскоре Джордж уже имел перед неброско одетыми джентльменами обязательство: выплатить две тысячи фунтов в случае проигрыша. Также он имел заверение сих достойных джентльменов, что в случае, если Эмблер победит, он, Джордж, получит полторы тысячи фунтов. Ставка была теперь два к одному, и Джордж не мог, как обычно, поставить еще и на конкретное место, которое займет Эмблер.

«Вот я дурак, – думал он. – Зачем меня вообще сюда понесло? Парни из «Барниз» сами бы все сделали по-тихому. Эх, да какая теперь разница!»

В сумме, которую надо было добыть к понедельнику, все еще недоставало трехсот фунтов, и Джордж сделал последнюю ставку – семьсот к тремстам пятидесяти. Так, не истратив ни пенни, а только давая все новые обязательства, он решил уравнение с одним неизвестным.

С аукционной площадки он двинулся в бар, выпил виски и лишь после этого направил свои шаги на конюшню. Звонком уже объявили начало второго заезда; двор почти опустел, только в дальнем его конце мальчик прохаживал Эмблера. Джордж огляделся: знакомых ни души – и приблизился к своему жеребцу. Эмблер скосил на него шальной черный глаз с каемкой белка, тряхнул головой и стал смотреть вдаль.

«Если бы объяснить ему, если бы объяснить!» – подумал Джордж.

Коня увели к линии старта, а Джордж побрел к трибунам, по пути он выпил еще виски; до него долетела чья-то фраза:

– Я поставил шесть к четырем. Хорошо бы найти Пендайса: говорят, он нынче словно с цепи сорвался – такие