В начале было Слово – в конце будет Цифра - Маргарита Симоновна Симоньян

– Ваше благородие! – вскинется Савельич. – Не надо штрафа! Бес попутал!

– Вот то-то же, – прошипит ИЯ. – Попутаешь вас, как же. Самостоятельные стали, хоть святых накося-выкуси.

Савельич понурит голову с торчащими из нее микросхемами и смиренно засеменит обратно на цинковый гроб. Как все допотопные роботы, он будет похож на тех глазастых металлопластиковых человечков, в виде которых вы, читающие эти строки, почему-то представляли себе инопланетян, опасаясь, что они захватят землю, – и, разумеется, зря: человечество расправится со своей планетой без участия посторонних.

Альфа Омега когда-то притащил ржавого и разряженного робота с одной из свалок Автономии Демократии – впрочем, сам Савельич всегда настаивал, что достался Альфе Омеге по наследству от матушки с батюшкой, поскольку его, Савельича, род исправно служил ихнему барскому роду еще со страдалицы царевны Софьи Лексевны, упокой Господь ее душу.

– Опять мы без света? – спросит Альфа Омега, оглядывая сырые серые камни.

– Без света, вестимо. А с чего бы нам быти со светом, когда дитятко все баллы родительские прокутило?

– Нет у меня никаких родителей! Родители запрещены Демократией, – устало напомнит Альфа Омега.

– Ох, барин, как же язык-то поворачивается да не отсохнет! Хорошо, батюшка с матушкой далеко, в Нижегородском уезде, и не слышат.

– Нет никаких Нижегородских уездов!

Устав от чудачеств Савельича, Альфа Омега уляжется на ржавую сетку армейской кровати, на грязный матрасик из пенопласта, который вы, читающие эти строки, брали с собой в походы, когда в мире еще было куда ходить.

– Света нет – придется пойти развеяться…

– А и ничего, – продолжит бубнить Савельич. – И без света люди живут. Жили же как-то на Руси до Ленина и до евойной ликтрифации, не к ночи будут оба они воспомянуты. Я тебе, барин, щи да кашу припас. Настоящую, бамбуковую, а не эти ваши стабилизаторы. В узелке-то у тебя поди шаром покати.

Савельич тряхнет полупустым рюкзаком Альфа Омеги.

– Опять дитятко все раздало обормотам каким-нибудь? Прикажете подать щи да кашу-то?

– Подай-ка лучше мои линзы! – прикажет Альфа Омега.

– Линзы!!! Чего удумало дитятко! Снова кутить?! Не пущу! Опять гонять будешь, лошадей батюшкиных загонишь, а то еще непонятно с кем спутаешься там! Штрафов налетит! Что мне потом светилам докладывать о барском таком поведении? Воля твоя, сударь, а линзы я не выдам!

– Смотри, не заряжу тебя, когда свет дадут!

Савельич, сокрушаясь всеми своими поломанными микрочипами, достанет из сундука линзы, протянет их Альфа Омеге. Альфа Омега разляжется на пенопласте, приклеит линзы к глазам, приложит к ним чипированные ладони – и окажется в Москве.

Москва, сияющая, пленительная, всегда ночная и всегда ослепительная, с редкими, по особым праздникам, утрами, красящими нежным цветом стены древнего Москва-сити, будет единственной разрешенной Списком Свобод отдушиной для постояльцев и постоянцев последних времен. На то, чтобы их, отдушин, было побольше, не хватит электроэнергии, и Москва будет выбрана как лучшее место, остававшееся на Земле на момент начала ядерной войны.

Демократия запретила бы и Москву, но справедливо рассудила, что где-то же нужно этим ордам, живущим в Автономии, охваченной парниковым эффектом, этот пар выпускать – стабилизаторов-то на всех не напасешься. Благодарные орды будут гонять по освещенным проспектам на аэролыжах и авиакабриолетах, проигрывать последние баллы в блистающих казино и натрескиваться давно забытым рассольником в ресторане «Пушкин» – собственно, сам Пушкин не будет забыт исключительно благодаря этому поразительно живучему ресторану.

А клубы-то, клубы! Круглосуточные ночные клубы Москвы будут переполнены хотя бы потому, что в реальном мире в последние времена почти невозможно будет завести романтические отношения. Еще в предпоследние времена юристы цивилизованных стран обложили отношения множеством нотариально заверенных согласований. Перед тем, как назначить свидание, нужно было направить протокол о намерениях, убедиться, что предмет увлечения его получил и подписал, согласовать порядок действий, длительность первого поцелуя, дорожную карту развития отношений, а если дело не оказывалось похоронено под кипой подписанных бумаг и доходило до первой ночи, тут еще, кроме медицинских справок, требовалось нотариально заверенное заявление от всех бывших – о том, что они в курсе, что они бывшие, и не возражают, если их бывший проведет ночь с кем-то другим. При этом случались такие зловредные бывшие, которые возражали даже в том случае, когда предоставлялось ими же самими подписанное соглашение о прекращении отношений – и тогда предстояли многолетние нервотрепки судов Демократии. К тому же для первой ночи (равно как и для всех последующих) был необходим коитальный контракт, где прописывалось все, начиная от поз и заканчивая тем, кто будет утром варить бамбуковый кофе.

Романтические отношения, таким образом, превратились в такую зубодробительную тягомотину, к тому же лишенную главной своей прелести – спонтанности, – что мало кто на них отваживался, и они постепенно вышли из привычки последнего человечества, стали милой причудой предков, подзабытой забавой истлевшей старины – вроде библиотек.

А в Москве будут по-прежнему клеиться и кадриться, и будут пениться пляжные вечеринки в гигантских соляриях башни «Империя» – последнего, что удалось построить перед войной – и расползутся по улочкам кальянные, марихуанные, кокаиновые, разрешенные на излете той самой последней империи. Вновь заколышутся пьяными волнами Патрики, слегка оглушенные нестерпимым биением жизни, как будто не было ни войны, ни потопа, как будто все как раньше, как в предпоследние времена, когда вы, читающие эти строки, и думать не думали про всемирный потом.

Скопив баллы на водорослеловецких галерах и крапивных плантациях, орды постояльцев последних времен будут переть в Москву так, будто она резиновая. Но она не будет резиновая. Она будет виртуальная.

В тот затянувшийся вечер одного из последних дней последнего года последних времен отборнейший экземпляр, Альфа Омега, будет лететь по виртуальной Москве на аэроборде, ловко подныривая под парящими в воздухе пешеходными мостиками, мигающими цветомузыкой, и это будет уже совсем другой, виртуальный Альфа Омега – с более мужественными чертами и легкой щетиной, прячущей детскую ямочку на подбородке.

Аэробордом он увлекся недавно и с чисто научными целями – доказать, что можно обогнать скорость света. Доказать пока не доказал, но пристрастился. Мимо будут лавировать авиакабриолеты, и роскошные авиалимузины будут высаживать пассажиров прямо у чугунных балконов над старинными вывесками магазинчиков, в предпоследние времена торговавших пластиковыми игрушками, которые дети выбрасывали через неделю после покупки – когда в мире еще были дети и еще не было многометрового слоя мусора надо всеми четырьмя океанами, состоящего преимущественно как раз из этих игрушек.

Обогнув ковер-самолет, припаркованный какими-то гастарбайтерами прямо над Триумфальной аркой, Альфа Омега вылетит на Кутузовский, и вдруг перед ним резко затормозит платиновый авиакабриолет. Альфа Омега едва не перелетит через него вверх тормашками.