Всадник без головы. Морской волчонок - Майн Рид

сердцем и легкостью в теле я забрался в опустошенный мною ящик. Укрепив в поперечном положении одну из отщепленных мною при взломе досок, я смастерил нечто вроде скамейки, и, усевшись на нее, отдыхал, болтая ногами в воздухе.

Теперь у меня появилась возможность выпрямиться, и вы не поверите, с каким блаженством я расправил спину и поднял голову.

Заключенный в течение пяти недель в каморке, имевшей всего сто десять сантиметров в высоту, я, будучи на десять сантиметров выше, вынужден был постоянно ползать на карачках или сидеть, уткнувшись подбородком в колени. Передвигался я, сгорбившись, что увеличивало мою усталость.

Все это вначале казалось мне пустяками, но по прошествии известного времени неудобство дало себя чувствовать.

Теперь для меня была праздником возможность вытянуть ноги и не сутулиться. Больше того: я мог прямо стоять! Два ящика сообщались друг с другом, образуя колодец приблизительно в два метра глубины; над головой у меня было довольно внушительное пространство; потолок настолько приподнялся, что я уже не мог дотянуться до него рукой.

Я этим немедленно воспользовался, спрыгнул вниз и встал во весь рост. Приятное ощущение, разлившееся по всему телу, говорило в пользу того, что мне полезно отдохнуть в этом положении. Хотя это и противоречит всем нашим представлениям, но, стоя, я отдыхал, тогда как, сидя, чувствовал усталость, переходившую в боль.

Это покажется вам странным, но, в сущности, естественно: я так долго сидел, втянув голову в плечи, столько часов сутулился и горбился, что для меня было блаженством принять вертикальное положение, отличающее человека от всех млекопитающих. Одним словом, мне было так приятно стоять, что я провел в этом положении полчаса, а может, и больше, не шелохнувшись.

В течение этого времени я размышлял о направлении, которое мне лучше избрать: следует ли выбить покрышку только что разгруженного мною ящика или же боковую стенку, обращенную к люку? Не забывайте, что ящик стоял боком. Это был старый волнующий вопрос: избрать горизонтальное или вертикальное направление? То и другое имело свои выгоды и отрицательные стороны. Мне предстояло сделать выбор. Немудрено, что я долго колебался, прежде чем принять такое ответственное решение.

Глава LVI

Хитроумная уловка

Придерживаясь вертикали, я затрачу меньше усилий, так как прямая линия самая короткая.

Добравшись до верхних слоев груза, где товары лежат вразрядку, я найду, очевидно, какую-нибудь скважину и достигну люка.

Этот прямой путь был самым разумным.

В самом деле, все уклонения в горизонтальном направлении окажутся бесплодными. Ведь таким образом, продвигаясь от борта к борту, я ни на дюйм не приближусь к палубе, которая находится надо мной.

Двигаться по горизонтали допустимо лишь в тех случаях, когда к этому вынудят серьезные препятствия. Обходное движение – необходимое зло.

Несмотря на здравые рассуждения, я все же начал с того, что пошел по горизонтали; к этому меня склонили три обстоятельства:

во-первых, доски боковой стенки ящика почти совершенно отщепились, и требовалось лишь легкое усилие, чтобы их выломать совсем;

во-вторых, просунув нож в щель покрышки ящика, я наткнулся на один из тех непроницаемых тюков, с которыми уже дважды боролся, всячески их проклиная.

В сущности, достаточно было уже этих соображений, чтобы переменить направление, но их подкрепляло третье, не менее важное.

Чтобы как следует его понять, нужно быть хорошо знакомым с внутренностью кораблей, типичных для эпохи моего рассказа, то есть шестьдесят приблизительно лет назад.

В кораблях более разумной формы, постройке которых нас научили американцы, помеха, нарушавшая нормальный ход моего продвижения, никак не могла бы встретиться.

Разрешите мне поэтому сообщить вам некоторые факты, необходимые для ясного разумения моей истории; они перебьют, правда, главное течение рассказа, но я надеюсь, что заключающийся в них урок не будет для вас потерян и пригодится вам, когда вы станете зрелыми гражданами.

Я всегда говорил и думал, что так называемая политика, о которой выспренне рассуждают английские государственные мужи, состоит из хитроумных комбинаций и направляется сильными мира сего.

К сожалению, развитие науки и искусств и положение промышленности определяется лукавством политической игры, в которой замешаны крупные интересы.

Даже мораль, которой вас обучают в школах, служит на побегушках у этой высокой политики; она – виновница всех бед и преступлений: одним даруя богатство, других удерживая в нищете.

Как я уже сказал, законы нашей страны, ее политическая организация определяют до мелочей не только нашу личную судьбу, но и строение корабля и общественного экипажа, качество наших рабочих инструментов и хозяйственной утвари, наши удобства и неудобства, уродуют наше тело и принижают дух.

Какой-либо нелепый билль, принятый парламентом или палатой лордов, на первый взгляд не затрагивающий лично никого из нас, может при известных обстоятельствах в корне изменить все течение нашей жизни.

Я мог бы подкрепить свое убеждение математически ясными доказательствами, но сейчас у меня нет для этого времени, и я ограничусь одним примером.

Еще в старину британский парламент обложил специальным налогом все единицы торгового и транспортного флота, полагая, что они, как и все прочее, должны приносить доход казне.

Самое трудное на этот раз, как и всегда, было определить основание для размера налогов: хозяин жалкой шхуны не может, конечно, платить столько, сколько владелец большого судна с тоннажем в две тысячи тонн.

Государство безжалостно стрижет плательщиков, но, в собственных интересах, позволяет овцам обрастать шерстью. При всей несправедливости нашей налоговой системы, предоставляющей все льготы крупным собственникам, в ней все же заключается намек на пропорциональное обложение.

Спрашивается, как подошло государство к судовладельцам?

Решение напрашивается само собой: налоговое обложение кораблей должно исходить из их тоннажа.

Так и поступил английский парламент. Но тут явилась новая трудность: как определить искомые пропорции?

Посовещавшись, джентльмены нижней палаты обнародовали билль, по которому суда английского флота облагаются налогом сообразно со своими размерами.

Однако тоннаж выражается в единицах веса и еще не определяет размеров судна.

Как выйти из нового затруднения?

Установить отношение кубатуры к тяжести и вычислить, сколько приходится на каждое судно кубических единиц, соответствующих весу одной тонны.

Но в конечном счете это все-таки значило подставлять на место объемной меры весовую, исходить при налоговом обложении кораблей из их вместимости, вместо того чтобы опираться на их грузоподъемность.

Но из этого вопроса вытекает еще другой: каким образом установить относительные пропорции судов, подлежащих обложению?

Исходить ли из килевой длины, ширины палубы и глубины трюма? Перемножив три величины, мы получим грузоподъемность судна, поскольку пропорции его поддаются точному исчислению.

Джентльмены из парламентской комиссии положили именно этот принцип в основу закона, билль был утвержден, и на первый поверхностный взгляд вам покажется, что он средактирован правильно и недвусмысленно, не оставляет места для каких-либо злоупотреблений и не может вызвать нареканий.

Но не тут-то было: безобидный на первый взгляд закон повлек за собою невероятную потерю труда и времени и гибель многих человеческих жизней; причиненные им убытки так велики, что суммы их хватило бы на выкуп рабов всего земного шара.

– Как могло это случиться? – с удивлением спросите вы.

Невинный билль, рожденный во мраке парламентских комиссий, не только задержал прогресс кораблестроения, столь существенного для развития культуры и промышленности, но отбросил его назад на целые столетия.

Судовладельцы, фрахтовщики и предприниматели, не в силах уклониться от уплаты нового налога, изощрялись над тем, как свести его тяжесть к минимуму. Уклонение от налогов среди собственников во все времена было тончайшим, высоко разработанным искусством. И вот коммерсант-судовладелец, приглашая в свою контору кораблестроителя, говорит ему:

– Выстрой мне корабль с такой-то килевой длиной и с такой-то глубиной трюма (то есть с определенным тоннажем), чтобы при этом на него пришлось как можно меньше налога.

Но хитрый коммерсант не довольствовался этими указаниями: он заказывал трюм с максимальной вместимостью, трюм, способный поднять на одну треть товаров больше, чем будет указано в официальном паспорте судна. Один тоннаж показывался для властей, а другой – сплошь и рядом с их ведома, потому что обман был прозрачен и сводился к лицемерным условностям, обслуживал судовладельца.

В результате платилось лишь две трети законного налога. Государство, закрывая глаза на обман, очевидный для всякого школьника, попустительствовало крупным судовладельцам и мирилось с «убытками».

Но возможно ли было построить корабль с такими жульническими пропорциями? Вполне возможно: требовалось только