Всадник без головы. Морской волчонок - Майн Рид

Но если мне даже удастся продырявить лакированную крышку пианино, разрезав ее или взломав, что, пожалуй, возможно при известном упорстве, к чему, скажите, это поведет?

Я был плохо знаком с устройством пианино, и все, что я помнил, – это сложная неразбериха из молоточков слоновой кости, стальных золоченых струн, какие-то досточки, педали – одним словом, целый лес мелочей, разъять которые неумелыми руками никак не удастся. Наконец основание пианино было не менее солидно, чем его крышка, а за ним еще следовала дощатая обшивка.

Предположим даже, что мне удастся разломать и разъять на мелкие кусочки всю эту сложную махину, вытащить всю музыкальную начинку из палисандрового ящика и сбросить ее вниз, к моим прежним трофеям, рассматривая пианино как обыкновенный ящик. Сумею ли я залезть в эту узкую коробку и в ней работать свободно? Удастся ли пройти ее насквозь?

Все это было более чем сомнительно. Вернее, невозможно.

Чем больше я думал, тем отчетливее видел нелепость такого предприятия, и, обсудив вопрос со всех точек зрения, махнул рукой на пианино.

Чем лезть с ножом в руках на эту упорную лакированную стену, чем пробивать в ней брешь, несравненно благоразумнее сделать обход.

Решение это было принято скрепя сердце; ведь я потратил столько труда на взлом огромного ящика. Целых двенадцать часов ушло на предварительную разгрузку ящика с мануфактурой и на разрезание доски. И все впустую!

Но ничего не оставалось, как наверстать потерянное время.

Подобно стратегу, осаждающему крепость и потерпевшему ряд неудач, я предпринял новую разведку в поисках дороги, которая позволит мне пройти дальше, минуя несокрушимый форт.

Я был по-прежнему уверен, что надо мной находится кипа с полотном, и это убеждение отбивало у меня всякий вкус к работе в этом направлении; оставалось лишь выбрать между правой и левой стороной.

Это не подвинет меня ни на шаг, я останусь в том же этаже и, следовательно, так же далеко от цели, но я слишком боялся проклятой кипы с полотном.

Дневная работа, однако, не совсем пропала: взломав боковую стенку мануфактурного ящика, я обнаружил, как вы уже знаете, щель шириною в восемь сантиметров между ним и упаковкой пианино. Теперь я запущу в нее руку по самый локоть и прощупаю соседние грузы.

Справа и слева были ящики, вполне тождественные с тем, в котором я находился, – очевидно, с шерстяной материей, что вполне меня устраивало.

Я уже напрактиковался в разгрузке этого добра, выработал прием, позволявший быстро опоражнивать ящики – задача была пустячная.

О, если бы весь трюм «Инки» был загружен этим великолепным изделием, которым прославились западные графства Англии!

Размышляя таким образом и прощупывая контуры предметов, я поднял руку, чтобы удостовериться, насколько уровень кипы с полотном превосходит пустой ящик. К удивлению моему, они были расположены вровень. Я заметил, однако, что эти новые кипы были тех же размеров, что и мануфактурные ящики, а поскольку очередная кипа не соприкасалась вплотную с обшивкой трюма ввиду его закругления, я предполагал, что вся ширина ушла в правую сторону.

Как видите, я ошибся.

Значит, тюк меньше, чем прочие.

Этот логический вывод придал новый оборот моим мыслям.

Поскольку тюк отличается от других своими размерами, отчего не предположить в нем другой товар, а не полотно?

Тщательно обследовав груз, я открыл с приятным удивлением, что это вовсе не кипа, а попросту ящик, но ящик, обернутый в нечто мягкое, вроде пакли или войлока; эта упаковка ввела меня в заблуждение.

Поскольку это не полотно, я могу вернуться к первоначальному плану и продвигаться по прямой. Я быстро справлюсь с этой войлочной обшивкой. Ящик под ней должен быть самый обыкновенный. Я без труда его взломаю.

Но прежде чем приняться за войлочную упаковку, следовало вскрыть ящик, в котором я находился; вы уже знаете, как это делалось, и я не стану вам напоминать. Скажу лишь, что ящик поддался легче, чем я ожидал, благодаря пустому промежутку справа, и вскоре я очутился лицом к лицу с загадочной войлочной кубышкой, не оказавшей большого сопротивления.

Ящик под войлоком был сосновый, но доски были тоньше, чем обычно, почти фанерные. Никаких железных скреп, мелкие гвоздочки; все вместе мне благоприятствовало. Здесь не придется резать дерево и нудно возиться по часу над каждой доской: эту фанеру я отщеплю без всякой подготовки, отколупнув досточки каким-нибудь подходящим предметом. Я часто наблюдал, как таким образом вскрывают ящики с фруктами или другим легким товаром с помощью больших ножниц, орудуя ими как рычагом.

Поздравляя себя со счастливым стечением обстоятельств, я никак не мог догадаться, что они послужат причиной серьезного бедствия и что радость моя через несколько мгновений сменится отчаянием.

Сейчас вы узнаете, что случилось.

Пробуя сопротивление этих тонких дощечек, я поддел под одну из них нож и слишком сильно, должно быть, нажал на черенок. Раздался сухонький треск, произведший на меня более мрачное впечатление, чем выстрел из пистолета с направленным на меня дулом: этот звук означал, что лезвие ножа сломалось.

Глава LIX

Нож сломался

Нож начисто сломался, и лезвие его застряло в щели ящика; я сжимал одну рукоятку.

Ощупав место надлома, я обнаружил лишь крошечный огрызок стали в два-три миллиметра, уцелевший в гнезде.

Вообразите мое беспредельное огорчение. Все последствия несчастной случайности вспыхнули в моем сознании. Что я могу сделать без инструмента?

Теперь для меня навсегда отрезана возможность достигнуть люка и выкарабкаться на палубу. От грандиозного предприятия придется отказаться. Смерть подошла ко мне вплотную.

Было что-то устрашающее в реакции, которую я испытал: внезапность катастрофы придала ей особенно мучительный характер. За минуту перед тем я был полон надежды, все для меня складывалось благоприятно, и вот стряслась беда, и я полетел в пропасть.

Я был совсем раздавлен; мысли кружились вихрем. Все ясно… Сомнений не может быть – отныне я совершенно беспомощен. Куда я гожусь без ножа?

В полной растерянности я машинально поглаживал рукоятку ножа, задерживая мизинец на стальном обломке. Я отказывался верить, что нож сломался; все это казалось сном; уж не брежу ли я?

Но понемногу я освоился с печальной действительностью. Надежда на спасение утрачена.

И только осознав до глубины свое несчастье, я инстинктивно начал стремиться к дальнейшей борьбе.

Мне вспомнилась одна из школьных прописей. В большинстве они содержали довольно пресные истины, вроде: «Слушайся старших, если хочешь быть счастлив и уважаем», но эта пропись была недурно составлена: «Лучше пользоваться сломанным оружием, чем бороться голыми руками!» Никто лучше меня не оценил бы мудрости этих слов. Первым делом я решил найти сломанное лезвие; оно застряло между досками, в том самом месте, где нож сломался.

Я его бережно вытащил и осмотрел: лезвие было совершенно целое. Тем хуже для меня. Куда оно годится без рукоятки!

Полоска стали, к счастью, была довольно длинная. Я попробовал пустить ее в ход и с радостью заметил, что можно резать. Если обернуть конец тряпкой взамен рукоятки, лезвие еще сослужит мне службу, но о сосновых ящиках надо забыть.

О том, чтобы всадить лезвие обратно в рукоятку, не могло быть и речи, хотя идея эта и промелькнула. Нет возможности иначе, как крепкими клещами вырвать из гнезда рукоятки застрявший в ней огрызок.

Другое дело, если бы у меня были клещи; тогда мне удалось бы срастить рукоятку с клинком, предварительно очистив ее от обломка; я ввел бы уцелевший клинок в расщелину рукоятки и с помощью бечевки, которой располагал в изобилии, скрепил бы воедино две части сломанного ножа; но как вырвать огрызок стали, заклепанной гвоздем?

Рукоятка теперь превратилась в ненужный кусок дерева. «А впрочем, – думал я, – простой кусок дерева был бы полезнее: из него, по крайней мере, можно сделать рукоятку».

Так, следуя за извилинами взбудораженной мысли, я набрел на правильный выход. Я думал только о новой рукоятке.

Под жестоким давлением обстоятельств, державших меня в постоянном напряжении, зародилась эта идея; за исполнением дело не стало, и через несколько часов после непоправимой, как казалось, катастрофы я был обладателем превосходного цельного ножа с немного грубой, надо признаться, рукояткой, но, во всяком случае, исправного. Было от чего развеселиться!

Вам интересно, как я поступил? Очень просто: доска любого