Площадь атаки - Кори Доктороу

Поначалу попадались только фотографии разбитых машин, в основном «файнкэбов», и множества пострадавших – судя по одежде, все они были демонстрантами. Мне стало не по себе. Листаю дальше. Все больше аварий, все больше жертв. Потом нечеткое видео, кадры мелькают, как на сломанном одометре: автономное такси на полной скорости мчится к протестной толпе, стоящей на углу улицы. Демонстранты замечают машину, когда она уже совсем рядом, рассыпаются, бегут – и она бросается в погоню за одной из них. Это девушка в дутой куртке и зимних ботинках, она убегает, ее друзья вопят от ужаса. Девушка прячется за угол. Картинка начинает дергаться – тот, кто снимает, бежит вдогонку, тоже сворачивает за угол, а машина уезжает прочь. Несчастная остается недвижимо лежать на мостовой.

Вам наверняка попадалось это видео, если вы вообще пытались что-то смотреть на эту тему. Но для меня самым страшным стало не оно. Тот ролик еще цветочки по сравнению с тем, какие ужасы довелось запечатлеть пассажирам, ехавшим в тех такси. Люди колотили по кнопкам аварийной остановки, но машины не реагировали, с разгона тараня одного демонстранта за другим. А сидевшие внутри люди видели, как головы несчастных жертв разбиваются о лобовое стекло, оставляя на нем кровавые полосы и клочья волос. Это в тысячу раз страшнее.

Стало ясно, что мне уже не уснуть. Я зашла на сайт «Аэрофлота» и забронировала билет на ближайший утренний рейс до Москвы. Это, конечно, не Берлин, ну и ладно. До Берлина я сумею добраться и оттуда. И вообще смогу улететь куда угодно.

Куда же податься? Мне было одиноко и страшно – и стыдно за то, что меня уволили. К одиночеству я всегда относилась легко, а страх можно положить на предназначенную для него полочку.

Очевидно, я уже не та, какой была, работая на «КЗОФ». И не хотела больше такой становиться. Велика вероятность, что именно «КЗОФ» продала Литвинчуку и его команде эксплойты, позволившие захватить управление теми машинами. Мне, конечно, и раньше доводилось творить малоприглядные вещи, но что, если одна из этих малолитражек сшибла Кристину? Или размазала ее по стене? Или сбила с ног и переехала?

Я написала ей короткую шифровку, потом, готовясь к скорому отъезду, собрала вещи, перекачала секретные файлы в зашифрованное облачное хранилище и для верности удалила их со своего ноута. Теперь, если кто-нибудь прикажет включить компьютер и ввести пароль от жесткого диска, я смогу подчиниться, не раскрывая самых важных данных.

За всеми этими хлопотами я перестала вспоминать Кристину, зато задумалась о том, чем я займусь, когда через несколько часов мой самолет приземлится в Москве. Машинально посмотрела на календарь, хотя почти все мероприятия в нем относились к работе, с которой меня только что вышвырнули. Но при этом вспомнила о дне рождения Таниши, который уже наступил в Европе и скоро наступит в Сан-Франциско. Умная напоминалка открыла мою адресную книгу на ее странице, а та, тоже умная, переадресовала меня на ее последний пост в соцсетях – селфи, на котором она, потряхивая на ветру пышной афропрической, улыбалась на фоне огромной толпы демонстрантов. Почти как здесь, но где-то в другом месте. Наверняка в Окленде.

Ее улыбка на экране моего ноута подстегнула мое одиночество, оно стало физически болезненным, уселось на грудь, как тяжелый слон, и я долго хватала ртом воздух, силясь восстановить дыхание. Таниша была осколком моей прошлой жизни, у нее не было такого количества полочек и такой массы всяческих противоречий, которые надо по этим полочкам разложить. Наше постоянное общение прервалось несколько лет назад, но она до сих пор осталась одной из немногих, чей день рождения был указан в моем календаре, и я никогда не забывала поздравить ее.

> С днем рождения, Ниш! Как раз о тебе думала.

Это было довольно близко к правде – ближе, чем я хотела показать.

> надеюсь, день прошел на ура. Береги себя, сноси крышу, будь собой! Целую, Маша.

Вот и все. Сообщение, сам факт которого – думаю о тебе – нес гораздо больше смысла, чем все слова, из которого оно состоит. Я нажала «отправить» и снова стала просматривать стыковочные рейсы из Шереметьево.

И тут телефон зазвонил.

* * *

На экране высветилось ТАНИША и появилась довольно старая фотография, тех времен, когда мы виделись в прошлый раз, вместе ездили на фестиваль Burning Man. На ней был серебристый купальник, на голове бурно кучерявилось афро, она играла на контрабасе в джем-сейшне, на который мы случайно забрели.

Она звонила по моему старому номеру, который появился у меня лет в двенадцать. Оттуда ее переадресовали на облачный сервер, обвешанный тысячами правил, благодаря которым лишь очень немногим людям удавалось пробиться на тот телефон, который имелся у меня на данный момент. Я с религиозным усердием регулярно обновляла переадресацию, даже при том, что (или потому что) мама могла дозвониться до меня всегда, как только ей захочется, а это получалось чаще, чем мне хотелось говорить с ней, и реже, чем она могла бы, на мой взгляд, обо мне вспоминать.

– Йо.

– Маша?

– Привет, Ниш. Гм, с днем рождения.

– Он будет завтра.

– А здесь, у меня, уже сегодня.

– Ах да. Там, где ты есть, сейчас часа три утра?

– Два часа ночи. Не волнуйся, я не сплю.

– Маша, надеюсь, ты не на тусовке. Ты вроде уже не в том возрасте.

Я рассмеялась.

– Возраст самый подходящий, но да, я не на тусовке. – Я окинула взглядом кошмарный гостиничный номер советской эпохи. – Собираюсь улетать, складываю вещи. – И сразу пожалела о своих словах.

– Куда летишь?

Может быть, в глубине души мне хотелось обсудить с ней это. А иначе зачем я затеяла весь этот разговор?

– Еще не решила.

На другом конце линии наступило молчание.

– Гм, ладно. Ты, наверно, черт знает где, слышимость очень плохая.

– Да, я далековато, к тому же пропускаю вызов через шлюз. Чтобы труднее было отследить.

Она пропела несколько тактов из темы «Миссия невыполнима» – таким способом она обычно давала мне понять, что моя паранойя ее не впечатляет. Но быстро умолкла.

– Прости, я не в том положении, чтобы над тобой смеяться.

Ого. Я старалась не уделять слишком много внимания американской политике – ведь как-никак я своими руками помогла изобрести многое из того, что мне не нравилось в сегодняшней Америке. Но, надо думать, Таниша внезапно позвонила мне потому, что ей нужен