Бежала по полю девчонка - Людмила Андреевна Кузьмина

3 сентября 1958 года.

«Прочитала несколько дней тому назад первый том «Саги о Форсайтах». Несмотря на большой объём книги, читалась она легко. Кому как, но мне она определённо нравится. Больше всего мне запомнились Ирэн и Джон. Ирэн очень похожа на Анну Каренину, только в Анне больше решительности и, если так можно выразиться, трагизма.

Ну, мне некогда писать много, а эта книга рождает много мыслей, и в основе книги лежит бунт против собственности, раскол среди буржуазии.

Поспешим на работу. Просто не верится, что позавчера я перекидала за смену 40 тонн зерна, выполнив норму на 200 процентов».

На целину я взяла книгу потолще, помня, как я маялась без чтения в деревне Воинково в прошлом году и читала пожелтевшие страницы журналов, наклеенных вместо обоев на стены в доме бабки Федоры. Хотела взять все четыре тома «Саги о Форсайтах», но девчонки-однокурсницы обсмеяли меня: ты, де, работать едешь или книги читать? Но «Сага» мне пригодилась. В дни, когда работы не было, я брала телогрейку, банку сгущёнки, булку хлеба, бутылку воды и уходила в степь. Ложилась на телогрейку и читала. Погода была уже не жаркой, и я не боялась перегреться и обгореть на солнце. Ну а пропустить обед в столовой не было для меня большой потерей. Кормили нас в столовой не Бог весть как, и мы на наших самодеятельных концертах для тружеников села пели сатирическую частушку:

На столовское меню погляди, дружище:

Каша пшёнка, каша гречка, чай, чаёк, чаище!

Местное начальство приняло к сведению наши претензии к столовой и предложило комсомольскому штабу студотряда: мы вам выпишем продукты, а вы готовьте сами себе еду. Стоимость продуктов вычтем из вашей зарплаты. Надо сказать, в нашем штабе был человек, который отслеживал все наши расходы, вёл денежную документацию и по возвращению в Свердловск должен был отчитаться перед университетской бухгалтерией. Я была настолько по-детски наивной, что всего этого не знала. Приехала, работаю – до остального мне нет дела, хотя время от времени у нас устраивали собрания, на которых решались какие-то проблемы. На таком собрании выбрали из числа добровольцев «группу кашеваров». Оплачивать их труд будем сами из той суммы, что заработаем сообща. Студотряд отделился от столовой, питание явно стало качественным. «Кашевары» готовили суп из тушёнки, второе блюдо разнообразили – в ход шли не только крупы, но и вермишель, картошка. И овощные блюда на второе готовили. Чай был настоящим чаем, без посторонних запахов от плохо вымытых чайников и стаканов. И не всегда был только чай. И компот, и какао были в меню. Конечно, это не ресторан, смета на питание была составлена экономно и без изысков.

Сгущёнку себе я покупала в магазине на центральной усадьбе. Конфет в продаже не было. Мне не хватало сладкого, и я наворачивала хлеб со сгущёнкой. Кое-какие деньги на целину я взяла.

4 сентября 1958 г.

«Хороший парень. Лицо чистое, глаза голубые, ясные. Вчера он опять приходил к машине. Дурачились. Мне с ним удивительно легко. Я не чувствую скованности, какая бывает у меня обычно, когда я разговариваю с мало знакомыми ребятами или с такими, которые признаются мне в любви, если не словами, то взглядами.

Вообще и этот парень не скрывает, что я ему нравлюсь. Говорит:

– На Урале все девушки хорошие.

Называет меня Люсей Уральской (почти как Ник зовёт меня Уралочкой).

Что бы там ни было, а Ник мне ближе, хотя я так и не знаю, люблю ли я его по-настоящему. Что же мне делать с самой собой?»

Парень этот приехал на целину, как и Надя с Раей, по комсомольской путёвке. Был он простоватым, добродушным, поэтому и лёгким в общении. Надя и Рая называли его между собой «Лёшей с водокачки». Видимо, он работал на водокачке. Но этот Лёша для меня не был «Гавриловым» (как в фильме «Любимая женщина механика Гаврилова»). Я постоянно думала о Николае – он был для меня «Гаврилов», с ним сравнивала всех ребят, с которыми знакомилась.

5 сентября 1958 г. «Странный сон мне сегодня приснился. Собственно говоря, я ничего не видела, а только чувствовала. И настолько ощутимо всё было, словно не во сне, а наяву. Тем более что я вскоре проснулась и лежала в полной темноте без сна.

А чувствовала ночью вот что:

Кто-то меня поцеловал, и я чуть не задохнулась. При этом моё лицо царапало что-то колючее, как будто ко мне прижалось небритое лицо. Я схватила чью-то голову за волосы (волосы были жёсткие) и оттолкнула её от себя.

Всё казалось таким реальным, что теперь сомневаюсь, а во сне ли это было? Может, это подушка, набитая соломой, кололась? И задохнулась я оттого, что лицом уткнулась в подушку? Остальное добавило одурманенное сном сознание.

Ночью свет в зерноскладе не горел. Я проснулась – ничего не видно было. А главное, я снова заснула. Сплю я обычно очень крепко.

Сейчас мне смешно. Утром девчонки заметили, что я всё время улыбаюсь. Так и не поняла, во сне кто-то меня поцеловал или наяву? Но кто?»

Вполне возможно, что кто-то из ребят в полной темноте нечаянно заполз на нашу девичью сторону. А может, кто-то решил похулиганить. На другой день я присматривалась ко всем небритым парням, но так и не вычислила, кто из них мог приползти ко мне ночью. Решила, что в ночном происшествии «виновата» колючая подушка, набитая соломой.

6 сентября 1958 года.

«Ездили в шестую бригаду с концертом-халтурой. Жуть! Ну какая я – артистка?»

В Свердловске, когда формировался студенческий отряд, была создана концертная группа. И почему бы не поучаствовать и мне? Что-то толкало меня в самодеятельность, хотя всегда испытывала страх перед сценой и публичными выступлениями. Боялась опозориться, боялась забыть слова от волнения. И всегда так было: вначале куда-то включусь, потом начинаю сомневаться: «Зачем включилась?»

Выступали мы не в клубе, а на свежем воздухе. Сценой служил кузов грузовика с откинутыми бортами. К кузову приставлена лесенка, по которой «артисты» взбирались на грузовик. Ребята помогали нам, девчонкам. Зрители стояли, сидели, лежали на земле – кто как хотел, так и устроился.

Мы с однокурсницей Люсей Таракановой решили петь дуэтом. Аккомпанировал нам однокурсник Игорь Лесунов на своём баяне. У Люси нежное сопрано, пела высоким чистым голоском. А я вторила ей «в терцию» более низким. Выбрали одну тягучую лирическую песенку, конечно, о любви. Помню припев: «Выйдет – не выйдет хороший ко