Девушка с кувшином молока - Маттиас Роземонд

Я покорно кивнула, и дело уладилось, однако сейчас, оглядываясь назад, мне кажется, что проявлять немного здорового любопытства порою даже хорошо, ведь жизнь сама предлагает нам возможности на шажок приблизиться к истине.

Между прочим, я всю жизнь была любопытной. Родители таились от меня, с этого все и началось. Мне не сказали, почему мать прячет часть денег, которые приносит отец, не в деревянный сундучок, а в карман своего передника – пара монеток всегда будто случайно падали туда. Я спросила почему и получила оплеуху. Мне хотелось знать, что за мужчина наведывается днем к соседке, пока ее супруг допоздна работает на мельнице, и почему монашки не выходят замуж. Припоминаю, что на каждое мое «почему» мать возводила усталый взгляд к небесам, словно задаваясь вопросом, за что ей такое наказание. Мои братья никогда не смотрели по сторонам и не болтали, с ними было легче.

А мне хотелось знать правду. Если бы она хоть раз ответила, я бы сразу успокоилась. По крайней мере, пока не набрела на очередную загадку.

Мать велела не совать нос куда не следует. Я восприняла ее слова за чистую монету. Когда до меня дошло, что это просто такое выражение, мой характер уже определился.

Могу пояснить. То, что люди обычно сами о себе рассказывают, ни капли не интересно. А вот их слабости, пороки, заветные мечты и тайные желания гораздо любопытнее. Поэтому я постоянно навещаю мать, болтаю с торговкой на рыбном рынке по четверти часа и держу ухо востро, когда сплетничают чужие служанки. Моей матери кажется, что в тридцать семь лет любопытничать поздновато, а я говорю, что возраст тут ни при чем. Она возражает, что я не люблю людей и с удовольствием слушаю только те истории, что подтверждают мою неприязнь. Может, она в чем-то и права. Люди умны и глупы, добры и злы, сильны и уязвимы. Продолжать можно бесконечно. Так вы получите разные сочетания, которые ведут к странному поведению, в свою очередь вызывающему неожиданные реакции. Я ничего не выдумываю, таковы люди.

Меня частенько мучают головные боли – в остальном я здоровая и сильная женщина, – поэтому я избегаю долгих разговоров. Быстро устаю. Меня считают нелюдимой, и это правда. К счастью, в доме Марии Тинс полно работы, с которой я могу справиться в одиночку.

У меня довольно однообразная жизнь, поэтому затейливые истории добавляют в нее интереса. По крайней мере, так полагает мать. По-моему, мне всего хватает. Я скорее ищу утешения. Наблюдаю, как другие сами себе портят жизнь – из любви, задиристости или прочих глупостей, – и радуюсь, что в моей жизни ничего этого нет. Я никому не завидую, спокойно занимаюсь стиркой, глажкой и выслушиваю жалобы Марии Тинс.

Такой была жизнь моих родителей. Они дарили мне любовь, внимание и кусок хлеба. Все это я воспринимала как данность, однако с тех пор как пошла работать в другие семьи, всякого насмотрелась. Дело не только в нищете. Манеры не становятся лучше сами собой, если людям довелось занять более высокое положение в обществе. По мне, лучше пойти спать голодной, но мать тебе честно скажет, что денег на еду больше нет, чем есть на ужин каждый день пудинг и получать в лицо сплошную ложь. Терпеть не могу, когда люди прячут свои гадкие привычки за кокетливыми жестами, пудрой и духами. Предпочитаю честность, умеренность и преданность. Все это человек обязан обеспечить родителям, детям и слугам вдобавок к куску хлеба.

Короче говоря, мать считает, что я только и вынюхиваю, кто где соврал, а на самом деле мною движет поиск истины.

Я родом из Схиплаудена. Отец умер, а мать живет на задворках Делфта в самом, по ее словам, кособоком домишке в городе, однако я видела и похуже – такие, у которых фасады почти до земли наклонялись. У меня есть еще старший брат Говерт, который живет в Роттердаме. Другой брат, Баудевайн, был старшим из нас троих. Он нанялся на китобойное судно и, должно быть, погиб где-то в Ледовитом океане. В моем воображении он пережил невероятное количество приключений: сражался с аборигенами и белыми медведями, пока не погиб героической смертью. На самом деле, в судоходной компании не смогли или не захотели сообщить нам о судьбе, постигшей судно под названием «Счастливец», так что мне приходится додумывать. Иногда, чтобы поддразнить меня, Говерт утверждает, что Баудевайн умер от голода и холода. Таков уж мой братец, точнее, был таким, пока его самого не постигло несчастье: его жена и двое детей погибли три года назад при взрыве на пороховом складе. Своими ушами слышала, как некоторые говорили, что ему повезло, ведь в тот день его не было дома. Я видела Говерта в последний раз полтора года назад. Это просто ходячий ужас: берется в порту за любую работу и весь заработок просаживает на выпивку.

Моя мать работала служанкой, вот и я пошла по этому пути.

Как я оказалась на службе у Марии Тинс? Шесть лет назад я работала у пожилой пары, потом супруг внезапно скончался. Невелика потеря, если начистоту. Хозяйка умоляла меня остаться, но тогда бы нам пришлось делить заботы по хозяйству на двоих, пошли бы сплетни. После кучи неурядиц она оказалась в богадельне. На той же неделе ко мне явилась Мария Тинс. Кто-то рассказал ей, что я услужливая и работящая, что, конечно, правда. Минут десять мы поговорили о набожности, порче дерева и манерах, которые следует соблюдать, идя по улице, и она меня наняла. Здесь, на Ауде-Лангендайк, у меня есть собственная комната, в ней я ночую пять раз в неделю. Все воскресенья я провожу у матери, она дает мне поручения по хозяйству, которые я с радостью выполняю. Мать принимает одежду на починку у всей округи. За работой она постоянно болтает, и я иногда слушаю.

У Марии Тинс я сама решаю, что и когда делать, да и зарабатываю побольше прежнего. Хозяйка мной довольна и ценит меня как человека. Все-таки работать здесь не так радостно, особенно в те дни, когда Виллем наезжает домой из Гауды. В такие дни в доме от напряжения так и звенит. Мария Тинс во всем обвиняет папашу Виллема. Тот отказывается помогать сыну, поэтому Виллем, в свою очередь, вынужден являться к матери с протянутой рукой. Хотелось бы, чтобы решение нашлось, и побыстрее, да только