Река течет через город. Американский рейс - Антти Туури

class="p1">Они меня не отпустили и усадили за стол. Стали пить кофе, который приготовил Сеппо. Он был не в духе из-за этой бабы-магистра и портрета, который, казалось, никогда не будет готов. Отец рассказывал нам о бывшем владельце типографии, как он ходил в гости к заказчикам поговорить о работе и о ее оформлении и всегда сам, лично приносил домой заказчикам первые оттиски, свеженькие, едва только из машины, — это было в те времена, когда типография была еще небольшой и работы было немного.

Выпив кофе, я собрался уходить. Взял в передней с вешалки свое пальто и в дверях кухни пожал руку старику Пихлая. Сын сидел в конце стола, хлебал кофе, ел бутерброд и курил трубку — все одновременно. Он только помахал мне рукой на прощание.

На улице неярко и нежарко светило солнце поздней осени, с востока поднимался край темной тучи. Я доехал на автобусе до центра города и пошел в банк. Постоял в сторонке, пока у окошка, за которым сидела Анники, не стало клиентов, и затем подошел поговорить с ней: заведующему банка не нравилось, если в рабочее время я приходил ее отвлекать.

— Пойду к себе в комнатенку и маленько вздремну еще до работы. Поедем завтра утром, как договорились, — сказал я.

— Ты был где-то ночью? — спросила она.

— Пили пиво с одним однополчанином и его приятелем.

— Утром зайдешь к нам?

— Конечно. Почему бы мне не зайти?

— Матти еще у меня.

— Что он говорил обо мне?

— Да так...

— Он и завтра будет у тебя?

— Он останется на все время праздника, но он в основном отсутствует, ходит встречаться со знакомыми.

Позади меня несколько клиентов уже ждали, пока Анники освободится, и я, еще раз пообещав утром заехать за ней, прошел между колонн зала и вышел через «вертушку» на улицу.

В комнатенке на столе лежала записка: «Два раза звонили с работы. Велели быть к часу».

Взглянул на часы, было уже двенадцать. Я переоделся в чистое нижнее белье, надел брюки, сорочку, пошел на первый этаж в ванную, разделся догола, повесил одежду на крючок у двери и пустил душ, и, хотя оттуда текла лишь холодная вода, сейчас это не казалось неприятным; помывшись, я вытерся, оделся и пошел наверх. Прилег было на кровать, но ощутил озноб, встал, повернув регулятор батареи под окном, пустил больше тепла, выглянул в окно, увидел стену особняка напротив, и гараж со стоящим перед ним «фольксвагеном», и окно кухни, за которым сидел сосед, он ел, а жена его подавала на стол; дома стояли так близко один к другому, что было видно: они едят рыбный суп. Где-то лаяла собака, отрывисто и пронзительно, по голосу вроде бы шпиц.

Хозяйка квартиры, постучав в мою дверь, вошла — у нее была привычка приоткрывать дверь и лишь тогда стучать. Осторожно сделав два шага в комнату, она остановилась и спросила, видел ли я записку на столе, а когда я сказал, что видел, сообщила, что звонил Мартикайнен. Мартикайнена она одобрительно назвала хорошо воспитанным и вежливым господином, который даже ей, старухе, представился и все время говорил ей «вы».

— Я сказала, что ты ушел куда-то в город. Я не решилась сказать ему, что тебя всю ночь не было, — объяснила она.

— Хорошо.

— Этот Мартикайнен такой деликатный, ему не скажешь все как есть на самом деле, — сказала она.

Я поторопил ее с уходом, но она спросила, обратил ли я внимание, когда мне надо быть на работе. Тогда я шагнул к ней, и она отступила, пятясь к двери, и быстро пошла вниз по лестнице. Волосы у нее на затылке были собраны в пучок, края шерстяной кофты обтрепались, на ногах были серые шерстяные носки поверх коричневых хлопчатобумажных чулок, их слишком широкие наголенники съехали вниз; она вечно подсматривала, подслушивала и сплетничала и агитировала искать на молитвенных сборах лестадианцев [11] божьей милости и поддержки, пока но настал еще конец света.

Я взял с вешалки пальто, подумал: сколько раз еще буду брать его отсюда, и с каких еще вешалок придется за долгую жизнь мне брать пальто, и какие это будут пальто. Пошел вниз по лестнице на двор. Пройдя к машине, стоявшей за сараем, я постучал ногой по шинам. Они, похоже, были накачаны. Я подергал за передний и задний бамперы, проверил развал передних колес, сел в машину и включил зажигание. Дал мотору поработать несколько минут, потом выключил зажигание, запер боковую дверку и пошел пешком по улице. Хозяйка подсматривала из-за занавесок, я помахал ей рукой, и она отскочила в глубь комнаты.

Солнце теперь светило ярко, и идти было приятно. На бульваре я остановился, поглядел на край поднимающейся над деревьями темной тучи и попытался определить направление ее движения; прошло довольно много времени, прежде чем мне удалось понять, что туча двигалась прямо на меня и была гораздо выше, чем утром.

В парке тополя — деревья северных парков — уже стояли голые, опавшие листья были убраны и земля бурая. Ноябрь. Земляная дорожка у меня под ногами была сырой и мягкой. Перед краем тучи пассажирский самолет сделал огромный круг и затем свернул в глубь материка на юг. Посреди пустого, сухого фонтана сидела на бронзовом столбике бронзовая толстушка.

Я поглядывал на часы и шел так, чтобы вовремя быть на месте.

В кабинет Мартикайнена вел длинный коридор, где на дверных притолоках были лампочки световой сигнализации. Дверь кабинета была приоткрыта, и там на стульях, на подоконнике и на краю маленького столика сидели мастера. Я принес себе стул из другой комнаты и поставил его перед шкафом у двери.

Мартикайнен пришел ровно в час и уселся за письменный стол. Он положил на стол принесенные бумаги, распечатал два-три письма, прочел их, усмехнулся чему-то и бросил письма в мусорную корзину. Затем стал рассказывать о результатах переговоров, прошедших в первой половине дня. Говоря, он двигал руками к себе и от себя; по его словам, зарплаты соответствовали соглашениям, если какая-то другая фирма в стране и в состоянии платить зарплаты выше официально установленных, говорил он, то у нас сейчас нет пока такой возможности, поэтому между администрацией и уполномоченными рабочих возникли разногласия и решено передать дело на рассмотрение Союза печатников и Союза работодателей. Однако они там, в Хельсинки, вряд ли смогут, полагал Мартикайнен, разрешить внутренние неурядицы в нашей фирме.

— Как бы там