Река течет через город. Американский рейс - Антти Туури

прописал ей такие сильнодействующие лекарства, что у нее даже память отшибало, свое имя и то забывала, но брат, вернувшись из армии, сменил амортизаторы, и тогда боли в спине у них прекратились.

Мы вышли со двора на дорогу и зашагали по березовой аллее мимо киоска и дома Союза молодежи в деревню, в баре за окнами видны были людские головы, а напротив стояло новое приземистое здание кооперативного магазина, и я рассказывал Анники, что раньше на его месте был деревянный двухэтажный дом, а в нем магазин и в дальнем конце первого этажа — бар, где всегда сидело несколько деревенских спекулянтов, у которых можно было в субботу по пути на танцы купить из-под полы бутылку водки и выпить ее, смешав с лимонно-содовой в задней комнате, предназначенной для столующихся, и что в баре работала официанткой девушка по имени Крета, и все завсегдатаи бара говорили, что Крета без секрета, но я не рассказал, что после Креты работала продавщицей другая девушка, о которой я не хотел вспоминать, хотя Анники об этом и знала, и, хотя я не хотел вспоминать, мне вспомнилось расположение помещений в старом доме и мансардная комнатка, зимой натопленная до жары и выстуженная к утру, а летом там было даже ночью светло, и еще вспомнились балки недостроенной части мансарды, о которые можно было удариться в темноте, запах того чердака, запах старых, неходовых товаров.

За магазином дорога шла к берегу озера. В конце дороги был еще земляной мол, уходивший в озеро метров на сто к маленькому островку; поперек мола и на обоих его откосах лежали перевернутые вверх днищем лодки. С озера дул холодный ветер, и, чтобы согреться, приходилось тереть щеки и нос.

Мы прошли по молу на остров, поверхность острова была выровнена бульдозером, который сдвинул ивняк прямо с корнями с середины островка на берег. Теперь новые кусты росли там вкривь и вкось, я рассказывал, что раньше можно было объехать остров на лодке и что я частенько приезжал сюда ставить переметы в окружавших остров камышах, а брат принялся рассказывать, что после того, как был принят закон о водоустройстве электрической компании, пришлось построить мол: ведь на острове были дачи, а в периоды, когда электростанция забирала воду, вокруг так мелело, что приходилось оставлять лодки на острове и брести по мели на «большую землю», и потом, когда вода опять поднималась, без лодок нельзя было попасть на дачи. По этому поводу волость подняла такой шум, что электрокомпания сочла разумным соорудить мол, и еще брат рассказывал об отцовской даче на острове, которую отец успел уже продать, и о том, что, когда вода стояла низко, приходилось бежать голышом из бани метров сто пятьдесят по лужам, пока добежишь до берега.

— До чего же было там здорово, соседи понастроили саун. Островок-то был весь распродан участками по пятьдесят метров в поперечнике, и по субботам, вечером, когда все выбегали из своих саун, чтобы окунуться, было на что посмотреть. Два лета мы таскали воду в баню за сто пятьдесят метров, а потом я сказал, что больше на эту дачу не поеду. Ну, следующим летом отец ее и продал. А теперь вода опять два лета высоко стояла, — сказал брат.

Он принялся кидать камушки на прибрежный лед. Лед был таким тоненьким, что камушки делали в нем ямки, но все же не проваливались, и ямочка затоплялась водой, но не сразу. Мы все с азартом покидали камушки и затем пошли обратно по молу на «материк».

В конце мола брат кинул камень в стену стоящего на краю поля серого сарая, так что сарай вздрогнул от удара и загудел. Из сарая выскочили два пацана и пустились наутек по склону к дороге, брат помчался за ними, один из мальчишек упал, брат схватил его и притащил за шиворот вниз, мальчишка кричал и пытался вырваться, брат держал его от себя подальше, насколько хватало вытянутой руки.

— Вы чем там занимались? — спросил брат.

— А тебе какое дело! — орал мальчишка. Он был всерьез испуган и разревелся громко и противно.

— В штаны напустил со страху! — брат засмеялся.

Ширинка джинсов мальчишки намокла, и жидкость текла по штанине в сапог. Брат отпустил его, и мальчишка ринулся наискосок по откосу к домам. Посреди поля он остановился и принялся выкрикивать оскорбления. Брат сделал несколько шагов в его сторону, и мальчишка снова бросился наутек, пробежал метров двадцать — тридцать, прежде чем решился остановиться и посмотреть, преследуют ли его, и, убедившись, что погони нет, остался стоять посреди поля.

— Зря напугал, — сказал брат несколько смущенно.

— Бедняжка, — пожалела Анники.

Мальчишка что-то кричал нам, но его слов было не разобрать. Затем мальчишка стал кидать в нас камнями, которые подбирал с поля, но добросить до нас не смог, огорчившись, перестал и побежал в сторону деревенских домов. Мы поднялись по откосу, теперь ветер дул в спицу и холод ощущался даже сквозь толстую куртку. Между домами ветра не было. Перед магазином и баром собрались люди, и брат поговорил с некоторыми; моих знакомых среди них не было.

— Ну как, роскошный город? — спросила дома мать.

— У вас тут очень симпатично, — ответила Анники. — Тут нет ничего симпатичного, — сказала мать.

— А по-моему, все-таки есть, — стояла на своем Анники.

— Ну что такое эта ветхая деревенька по сравнению с городом? Ничто! Однако мы здесь навсегда остались. Известное дело — если не уедешь вовремя, никогда уже по уедешь. Кто захочет взять на работу лесотехника, которому за полвека перевалило? Никто. И сколько раз я говорила отцу в пятидесятые годы, мол, поедем отсюда, оставим эту деревню, уж я смогу позаботиться о сыновьях, пусть он лишь найдет себе где-нибудь место получше, но он так никуда и не поехал. Я приготовлю еду, а вы идите в комнату, составьте отцу компанию.

Отец, сидя в кресле-качалке, стал рассказывать:

— В войну я служил в ремонтной мастерской танковых частей Лагуса[12] в Кархумяки командиром отделения, младшим сержантом. С харчами почти все время было неважно. Как-то раз наши ребята решили пойти ночью и заколоть свинью в армейском свинарнике. Это было в начале весны. Они сказали, что, если кто-нибудь раньше колол свиней, пусть поможет. Один солдат, Пийкки, был у них заводилой. Среди них не нашлось никого, кто бы раньше колол свиней, все они были горожане — ремонтники