Суоми в огне - Ульяс Карлович Викстрем

— Почему бунтуют?

— Домой хотят, в Россию.

Карпакко недоверчиво взглянул на десятника: откуда ты-то знаешь, но не сказал ничего.

— Утром приехал из Турку какой-то делегат, — продолжал десятник. — Из офицеров. Он там сейчас и речь держит...

За лощиной грянуло «ура» и раскатилось над кустами и заболоченной низиной. Толпа на противоположном склоне все росла. Среди серых шинелей мелькали черные матросские блузы. И вот эта людская масса пришла в движение, поползла вверх по склону... Русские бросали на землю лопаты и ломы. Послышалась песня.

Вскоре склон опустел. Лишь несколько солдат ходили по холму, собирая инструмент.

Аукусти продолжал выгребать лопатой гравий и жидкую грязь со дна ямы. После каждого броска в яму обратно скатывались комья земли и камни, шлепаясь в глинистую воду. Ноги у Карпакко уже были насквозь мокрые, штаны и рукава рубашки покрылись толстым слоем грязи.

«Значит, они уходят в Россию?» Он выпрямился и хотел спросить десятника еще о чем-то, но тот уже ушел.

«Значит, уходят». От этой мысли на душе стало легче. Ему вдруг тоже захотелось уйти отсюда. Все равно куда.

Карпакко вылез из ямы и швырнул лопату.

— А ну, пошли! — крикнул он Яли.

Куда?

— Домой! В Турку!

Хельсинкский Совет солдатских и матросских депутатов поручил Фомину рассказать солдатам об июльских событиях в Петрограде. Утром он приехал на окопные работы, попросил Василия Демина собрать людей, и вскоре солдаты и матросы окружили большой замшелый камень. Одни стояли, опираясь на лопаты, другие сели прямо на землю.

Фомин вскочил на камень и стал говорить. Он рассказывал о событиях в Петрограде, о том, что там стреляли в рабочих, что на Невском опять пролита кровь. Временное правительство продолжает политику царского правительства и не предпринимает ничего, чтобы добиться мира.

Солдаты и матросы слушали, насупленные и хмурые.

— А что же делать? Как быть? — раздались возгласы.

— Слушайте! Дайте выступить товарищу Фомину! — крикнул Демин.

Фомин окинул взглядом слушателей. Коренастый и плотный, он стоял, поставив одну ногу на выступ камня, словно собирался подняться куда-то выше.

— Мы — часть красного Балтийского флота, — продолжал он. — А Балтийский флот — это опора революции, ее верный авангард. Так?

— Так всегда было и будет!

— Вот именно. Как Кронштадт.

— Верно. Как Кронштадт, — продолжал Фомин, — так и мы встанем за рабочий класс, за власть Советов. Мы должны поддержать питерских рабочих. Там наши братья и сестры, отцы и матери! Вчера звонили Сладков и Жемчужин, они просят нас поддержать питерцев.

Надо послать отряды в Петроград, собрать средства для газеты «Волна» и помочь финским рабочим в их борьбе.

— Верно! Все вместе двинем на Питер.

Демин встал рядом с Фоминым и поднял руку в знак того, что он хочет говорить.

Распахнув затвердевшую от ветра и дождя парусиновую робу, так что видна была полосатая тельняшка, и грозно размахивая бескозыркой, Демин начал свою речь:

— Братцы! Товарищ Фомин уже сказал, что надо делать. Надо свергнуть власть буржуев, как сказал товарищ Ленин...

Говорил Демин горячо, от души.

— А теперь — в Питер! Домой, товарищи!

Он спрыгнул с камня и зашагал в гору: он знал, что за ним пойдут.

В Турку прибыли в боевом настроении. Люди разошлись по экипажам и казармам. Демин и Рябцев вернулись на стоявшую у берега Аура-йоки канонерку, с которой были отправлены на штрафные работы.

Командир канонерской лодки капитан Юшкевич решил воспользоваться моментом и арестовать Демина. Повод был: Демин нарушил приказ, самовольно вернувшись на лодку, и, кроме того, подстрекал к бунту экипаж. Капитан вызвал Демина к себе и в тот же вечер отправил его под конвоем в Хельсинки.

Узнав об аресте Демина, Фомин сразу же пошел к Юшкевичу. Капитан принял его холодно, сказал, что он запрещает Фомину вмешиваться в дела канонерки и прикажет не пускать его на лодку, если Фомин будет продолжать агитацию против законного правительства. Юшкевичу давно уже были не по душе эти визиты Фомина на лодку. Особенно он возненавидел Фомина после того, как по его наущению матросы приняли участие в первомайской демонстрации трудящихся города.

— Правительство поступает правильно, продолжая войну, — говорил капитан. — Россия должна довести войну до победного конца. Только после этого в стране можно добиться свободы и установления нового строя. А для этого необходимо соблюдать дисциплину, и флот должен беспрекословно подчиняться Временному правительству.

Фомин немедленно позвонил в Хельсинки Жемчужину и попросил срочно принять меры для освобождения Демина.

Через несколько дней Демин вернулся.

Пока Демин сидел под арестом, Рябцев ходил мрачный, что туча. Когда Демин был рядом, он чувствовал себя уверенно и спокойно. Демин немало повидал в жизни. Был на японской, потом работал шахтером в Донбассе, с самого начала этой войны служил на флоте. И главное, он всегда все знает. Сперва Сергей недоумевал, каким образом Василий оказывается в курсе всех дел, но потом, заметив, что Демин и Фомин часто расхаживают по набережной, что-то деловито обсуждая, он понял, что Василий узнает все от Фомина.

Когда Демин опять появился на лодке, веселый и жизнерадостный как обычно, Сергей обрадовался и тоже повеселел. Проходя мимо, Василий озорно подмигнул ему: мол, нас, браток, не просто посадить в каталажку. Мальчишеское лицо Сергея расплылось в широкой улыбке.

Вернувшись, Демин собрал экипаж канонерской лодки. Юшкевич попытался запретить собрание, но оно состоялось. Избрали матросский комитет, председателем его стал Василий Демин. Комитет начал контролировать действия офицеров и поддерживать связь с рабочими города.

ХИЩНИКИ

О миллионах Арениуса рассказывали разное. Алма-София слышала, будто бы их дед совершил в свое время какое-то грязное дело.

Случилось это в ту пору, когда лесопромышленники ездили в глубь страны на большие лесные торги скупать у крестьян лес. Однажды зимой Арениус-дед отправился со своим Компаньоном закупать лес. У обоих с собой были толстые пачки денег.

В пути они пробыли больше недели. Говорят, дед все возил компаньона по городам центральной Финляндии и нарочно спаивал его.

Торги почему-то не состоялись, и компаньоны уже возвращались домой. В один морозный вечер они выехали с постоялого двора. Впереди верст на двадцать не было никакого жилья.

Компаньон был мертвецки пьян и ничего не соображал. Он невольно съежился от холода, когда Арениус расстегнул на нем шубу и стал шарить в потайных карманах.

Потом Арениус спрыгнул с саней и изо всей силы