Необитаемая - Татьяна Млынчик

Подготовка к марафону стала моей попыткой оградиться от мира молодых мамаш. В моей жизни было что-то по-настоящему важное, а это… Это когда-нибудь потом.

Я начала употреблять выражения вроде «спиногрызы», «прицеп». Ввела новые понятия, переименовала вещи таким образом, чтобы было проще их отшвырнуть.

Я говорила не «Ребенок может изменить мою жизнь и вытеснить всё, что в ней есть», а: «Мы поженились не для того, чтобы запиливать спиногрызов» или «Размножение – это халявный смысл жизни, для тех, кому лень искать настоящий». Такие конструкции часто находили поддержку у окружающих – среди моих знакомых было немало людей, которые тоже не торопились заводить детей.

Пусть слово «тоже» покажет степень моего лицемерия. Ведь с момента первых визитов к врачам я начала притворяться перед всеми и даже перед самой собой, что мы не спешим с детьми, потому что больно уж насыщенные у нас жизни. Признанию, что у нас просто не получается, хотя пытаться мы начали еще до свадьбы, что мы понятия не имеем, почему так происходит, что мы хотим, с самого начала хотим, верим и каждый месяц ждем, – не осталось места в мыслеформенном супе, который я сама себе сварила, и которым потчевала себя и других.

Костя наблюдал за этим – и время от времени интересовался, хотела ли я вообще когда-нибудь детей. Я реагировала агрессивно:

– Конечно, хотела! Что ты несешь?

А на следующий же день в разговоре с одноклассником сообщала, что начала писать роман, а дети меня пока не интересуют.

Я отдалилась от подруг, которые родили. Ведь чтобы сохранить отношения, нужно было ездить в гости, общаться с младенцами, демонстрировать заинтересованность – наигранную или настоящую. Все родившие женщины замыкались на детях, и чтобы достучаться до них, нужно было с трудом пробираться в ватный кокон их новой бытности. От новоиспеченной матери больше ничего не требуется, у нее и так полно дел, а вся ответственность за продолжение отношений автоматом ложится на бездетного человека. Это он должен стараться и поддерживать, подстраиваться и проявлять инициативу. Но если опустить руки – общение почти сразу прекратится, будто его и не было. Виновной при этом я всегда считала себя.

Чтобы пробежать марафон, мы с друзьями и Костей прилетели в Париж. Дорога, получение стартового номера в ангаре, по которому шатаются тысячи людей, – атмосфера была праздничной и тревожной.

Считается, что марафон способен пробежать лишь один процент населения Земли, – и я готовилась войти в эту статистику. Позади были полгода подготовки.

Я думала о том, что по закону подлости беременность могла наступить именно в месяц марафона, и задавалась вопросом: побегу ли тогда? Не прервет ли это хрупкую беременность? Ответа у меня не было. Я столько раз мысленно представляла себе финишную черту и так отчаянно желала пройти это испытание, что, возможно, побежала бы, даже забеременев.

Мне казалось, что вместе с марафоном происходило настоящее формирование моей личности. И если я овладею своим телом настолько, что смогу пробежать сорок два километра, то написать роман или родить уж точно не будет проблемой.

Солнечным весенним утром, на старте в районе Елисейских полей, вместе с 50 000 других людей, – я побежала.

Встречи с так называемой «марафонской стеной», когда после тридцатого километра заканчиваются энергия, гликоген в мышцах, и ты не можешь двигаться, у меня не случилось. Но после тридцать пятого километра бежать было очень непросто. Бёдра словно налились свинцом, и пять километров до сорокового стали настоящей пыткой. А потом уже была близость финиша, и Костя, который перепрыгнул через ограждение и присоединился ко мне на последних километрах, – всё это придало сил, и когда я оказалась за финишной чертой, то испытала что-то огромное, не поддающееся четкому определению.

Надев медали, мы с друзьями и Костей отправились в кафе пить сок. Я вспоминала, как три года назад тут же, в Париже, видела ковыляющих людей с медалями – и они казались мне настоящими титанами. Скажи мне кто, что спустя время я сама буду ковылять на изможденных ногах и пытаться осознать, что полугодовой путь подготовки привел меня, наконец, к цели, что я сдюжила эту «долгую прогулку», – я бы вряд ли поверила.

А ведь забеременей я раньше, у меня в жизни не было бы этого момента.

Переживали ли вы миг, когда кроссовок наступает на красную полоску марафонского финиша, и внутри во всю душу расцветает чудовищная, огромная радуга? Если нет, обязательно попробуйте. Поставьте его на полку лучших моментов жизни. Чтобы он смотрел оттуда и кричал вам пошлым лозунгом из мотивирующего спортивного ролика, от которого на глаза всё равно наворачиваются слёзы.

Ты – никогда в жизни не занимавшаяся спортом профессионально, начавшая бегать после двадцати пяти лет, – завоевала звание марафонца!

…Марафонец многое знает о своем теле. Через сколько после начала пробежки пора поесть, почему никогда нельзя бегать впроголодь, что икры надо защищать компрессией, как рассчитать темп, какую технику применить, когда кажется, что сил нет совсем.

Проблема ли заставить свой организм забеременеть, если я пробежала марафон? Вряд ли. Теперь, когда мое тело немного восстановится, всё наверняка получится.

* * *

Я вернулась из Парижа в Петербург с медалью и написала о марафоне большую статью. Я получила кучу восторгов и поздравлений. Я упивалась собой. Кроме того, тогда я уже успела написать несколько глав своего первого романа.

Явилась на прием к Шалиной я в приподнятом настроении. Конечно, не преминула козырнуть новостью о марафоне. Врач пропустила ее мимо ушей, а после осмотра заключила, что раз зачатия до сих пор не произошло, надо проверить проходимость маточных труб. Провести процедуру, названную колючей аббревиатурой ГСГ. Я робко предположила, что мои беговые достижения могли повлиять на процесс, но она отрезала:

– Беременеют же как-то спортсменки, – и записала меня на ГСГ в институт Отта, где время от времени принимала сама.

На проверку нужно было прийти в определенный день цикла. Ладно, решила я: проверка труб так проверка труб. В конце концов, та лапароскопия тоже нужна была для этого, а я слилась.

ГСГ выпала на день накануне городского полумарафона, куда я записалась, чтобы не потерять форму. Шалина пообещала, что процедура займет от силы пятнадцать минут.

Я приехала к институту Отта заранее. Прогуливаясь вдоль решетки, вспомнила, как однажды, прямо здесь, меня ограбила цыганка, когда я училась в одиннадцатом классе и занималась на соседнем историческом факультете с репетитором. Я прошлась вдоль елок, которые