Под уральским небом - Тамара Петровна Москалёва

А я же не могу ей правду-то сказать, секрет-сюрприз готовлю же.

– Да-а-а… вот ты-ы-ы знаешь… – не отдышусь никак, а сам думаю, что же бы такое наврать-то… правдивое.

– Ты чё там… запыхался-то?.. – трубка помолчала, потом огорошила: – Ты… погоди… ты… с кем?..

Во нич-чего себе разговорчики! Чё это с ней? У меня аж доски попадали. Да прям на ноги. Шум грохот! М-м-м – надо же как больно… о-ох… Вот это жена… родная! Приласка-ала… Главное, «ты с кем?» Хм… ясно на что намёк!

– Ч-что это?.. Упал что ли кто? – донимает жена. – Там кто… стонет-то??

Тут, как на грех, Ленка из кухни орёт:

– Ко-о-оль! Ты чё долго? Где твой перчик-от?

– Боже! Ты… Н-ничего не понимаю… Кто там с тобой?.. – мечется жена, – какой «перчик»?

Я молчу. Ленке-соседке знаки делаю, чтобы рот не открывала. А из трубки уж скоро дым повалит!

– Николай, в конце концов, ты чем там занимаешься? – разоряется Людка. И вдруг объявляет: – Понятно, какой ты больной! Я щас приеду!

– Нет! – заорал я. – Не надо, Люда! Умоляю.

– «Нет»?! – ахнула она, – а… почему «нет»? – Жена уже чуть не ревёт. – А почему «нет»-то?!

Вижу: плохо дело, хочу как-то оправдаться, а она, веришь, рта не даёт открыть:

– Слушай, ты… муж – «объелся груш», да мне давно уже всё ясно! Только я – за порог, а у тебя тут же… «охи-вздохи-перчики»!

И слышу: всхлипывает. Представляешь? Правильно, дескать, Алка Бобриха говорит: все мужики… одинаковы! И ты, дескать, такой же! Короче, «я еду!» – кричит и бросает трубку. Что такое с ней – так и не понял! Веришь, хоть бы повод когда давал.

Короче, пока я с Людкой выяснял отношения да Ленку выпроваживал, батян спокойненько собирал в комнате шкаф: крутил-прикручивал полки, стёкла выравнивал. Он в этом деле у меня мастер! Так что мне оставалось только придержать дверки.

– Ну как? – спросил довольный отец. И сам ответил: – Вроде, нормально!

Тут раздался звонок – влетела злая как чёрт Людмила.

– А-а-а, Людок! – обрадовался батя. – А мы тут с Колькой устали маленько… Айда, принимай работу! – он обнял сноху дорогую и провёл в комнату.

Южные ветры

Помощничек

– Ну чего ты опять, как на гвоздях? – громовым голосом одёрнула Олимпиада, когда Маруся в который раз схватилась за телефон. – Давно уже пора приучать юношу к самостоятельности, – женщина решительно закрыла папку, отодвинула на край стола. – Вон мой Санёк… – Олимпиада плеснула в пиалушку остывшего чаю, закурила. – Кстати, сколько твоему? – спросила она, зажмурив глаз от разъедающего дыма.

– Пять. Шестой.

– Сколько?! – закашлялась Олимпиада. Жуя папиросу, она с минуту жалостливо смотрела на Марусю одним глазом. Маруся тревожно пялилась на неё. Наконец, длинным маникюром Олимпиада отстучала пепел, молча пригубила из пиалки янтарный напиток. – Да-а, – сказала она, – правильно в старину говорили: «Дитёнка надо воспитывать, пока он лежит поперёк лавки». Жестом избалованной аристократки Олимпиада развела руками, – опаздываешь, мать. Опаздываешь, – укоряла она нерадивую Марусю. – Жениху почти шесть лет, а он у тебя… хм, всё с бабками да с няньками! «Температурка, манная кашка…» – соседка, усмехнувшись, замяла папиросу, оставила в пиалке. – Вон мой Санька… ещё только в нулёвку пойдёт, а дома уже вовсю хозяйничает! – Олимпиада с весёлой беспечностью захохотала. – Бой-парень! – женщина встала, прошлась, разминаясь.

– Вот ты, Мария, видела, чтобы я ему по сто раз в день звонила? И не увидишь! Щас приду домой… а меня уже… – она блаженно потянулась, с хрустом позевнула во весь рот, – а меня уже… обед дожидается! Картошечка жареная, супчик, хлебушек свежий. Всё он, Санёк! Потому что… приученный! С пе-лё-нок! – по-учительски проговорила она, собирая у зеркала причёску, съехавшую набок.

– Даже суп варит? – ахнула Маша. И задумалась. Пристыженная, она и сама понимала: сынок её, солнышко, конечно, должен быть не каким-то нёхалом, а твёрдо стать на ноги. И, чем раньше, тем лучше. Потом же маме «спасибо» скажет. За такого-то мужика любая девка пойдёт! Да и самой-то маме в старости надёжность ой, как пригодится!

«Но ведь мал ещё супы-то варить… в пять лет… – всё-таки засомневалась Маша. Тут же спохватилась: – А у Олимпиады? Нет, права, похоже, баба: и вправду ты, Мария, время упустила! Надо срочные меры принимать. Тоже приучать как-то…»

* * *

Погожее августовское утро. Выходной. На кухне – пар коромыслом! Бельё кипит. Борщ вкусно булькает. В духовке петух томится-золотится! Женятка не мешает, он в комнате книжку мозолит. Гундит себе под нос.

– Уф, бл-лин! – притопывая, Маша загромыхала крышкой с выварки.

– Кто упал? – в дверях появился испуганный мальчуган. Метнулся к крышке, – давай помогу!

– Ой! Обожжёшься! – отогнала мать, – не тронь! Я сама. Иди-играй пока, скоро обедать будем.

«Та-ак, обжариваю лук, и – борщ готов! Хм, обжариваю… а масла-то…» Маша вытрясла последние капли и выкинула пустую бутылку в мусорное ведро. «Мало… Что же делать?.. Пойду-ка у Лорки… – рванула было соседкину дверь Маруся. – Ох, блин, они же в горы мотанули… вот не сидится-то! – чертыхнулась женщина. – Чё ж делать-то?..» Конечно, самой в гастроном бежать – целая канитель: выключить недопаренное-недоваренное… «Всё он, Санёк!» – завертелось вдруг Олимпиадино в голове.

«Точно, Женятку и пошлю в магазин! Должен же он, в самом деле, когда-то начинать самостоятельную жизнь! – убеждала себя Маруся. – Хм, смелый народ эти олимпиады, не то, что я: вечно всего боюсь».

– Же-ень, – Маруся зашла в комнату, – сходи-ка… – она загадочно посмотрела на сына, достала сумочку, – сходи-ка за маслом.

– За маслом? Я?! – Сынок возликовал, будто этого и ждал! Глаза загорелись! – Давай! – выдохнул малец. Женятке ещё не верится, что мама поручает ему такое ответственное дело! – Давай! – нетерпеливо повторил он.

Мама свернула денежку, – в этот карманчик тебе положу. Купишь масло. Хлопковое. Здесь как раз на бутылку. И, чтобы сразу – домой, понял?! – строго сказала мама. – Смотри, никуда…

– Понял! – мальчонка уже готов сорваться с места.

– Погоди, – мать поправила рубашку, причесала-прихорошила сына: «загляденье, а не мальчишка!» Поцеловала. – Не оброни деньги, помощничек, – и закрыла за сыном дверь. «А что? и, впрямь, уже большой!»

* * *

Тягучими каплями потянулись минуты…

Маруся возилась-крутилась на кухне, а на душе кошки скребли: «Уже прийти бы должен…» Она открыла дверь: «вроде… царапнул кто-то…» – Никого. Выдернула из духовки петуха, готов красавец! Посмотрела на часы… подняла оконную шторку: светило разгорается-подпекает! Прохожие маячат на улице, пока солнце не раскочегарило. В зной-то все по домам разбегутся – солнце не пощадит, искусает! «Хм… чего ж его нетто? – всё более тревожилась Мария. Она выключила борщ. Помешала бельё в баке. – Странно…» И вдруг…