Бежала по полю девчонка - Людмила Андреевна Кузьмина

И надо было проводить и внеклассную работу. На химфаке нам преподавали «Научный атеизм» и нам рекомендовали проводить беседы с учениками с проведением химических опытов, «показывая, как попы дурманят народ мироточивыми иконами» или, «как кровь может выступить на иконах». Я отказалась вести классный час на эту тему, мотивируя свой отказ тем, что никогда не бывала в храмах и не видела мироточивых икон. Чаще говорила с учениками «на классном часе» о каком-нибудь новом фильме или о прочитанной книге. В конце практики педкомиссия мне выставила оценку «отлично» за уроки и «хорошо» за внеклассную работу.

Вот такая сплошная чересполосица в моей жизни: днём я примерная учительница, вечером артистка хора. Мы репетировали в Оперном театре «Патетическую ораторию» на слова Маяковского. Из Москвы приехал композитор Свиридов. Тогда его имя не было столь известным, как в дальнейшем. Ну-ка, какие композиторы вблизи? Ничего особенного: дяденька как дяденька. В клетчатой рубашке, какой-то домашний и очень простой в общении. В перерыве репетиций мы окружили его. Тон разговору задавали Лёня Сахарный и Эмма-журналистка. А я стояла рядом и вклинивалась в общий разговор. Сейчас я уже не помню, о чём мы говорили. Но в конце беседы композитор нас всех пригласил к себе домой, если мы вдруг окажемся в Москве. Дал адрес и телефон. Поскольку у меня одной оказалась ручка в сумочке – я же примчалась в Оперный театр из школы, – то он записал моей ручкой на клочке бумаги: «Москва, Огарёва, 13, кв. 25. Тел. Б9-78-28. Свиридов Георгий Владимирович». А я, дура такая, всё это переписала в записную книжку, а бумажку не сохранила. Ей бы сейчас с личным автографом знаменитого композитора цены не было.

Во время разговора со Свиридовым нас снимал для газеты фотокорреспондент. Через пару дней снимок оказался в «Вечернем Свердловске». И я на переднем плане в Алёнином свитере, который она дала мне поносить.

Фотография в газете «прославила» меня, прежде всего, в глазах моих учеников. Они возбуждённо галдели перед уроком: «Людмила Андреевна! Посмотрите – Вы в газете!» Вот именно: Я – в газете, а не композитор из Москвы.

А вот о том, что случилось спустя несколько дней, моим ученикам не следовало знать.

Перед вечерним нашим концертом была дневная репетиция в Оперном театре. Мы пели вместе с капеллой Юрлова, и нас было много – еле уместились на станках. Стояли очень плотно, между мной и моими соседями не было ни малейшего зазора. Словом, не пошевелиться. Непосредственно за моей спиной второго альта, стоял бас из Юрловской капеллы – толстый и солидный дядька. И вдруг во время нашего пения он стал поглаживать мою задницу! Я чуть не вскрикнула, но надо было петь. Ребята это видели и, конечно, после репетиции стали смеяться и подшучивать: «Александр Иванович! Всё расскажем Вашей супруге, как Вы попку нашей Люсеньки гладили!» А я заливалась краской стыда.

И конечно, нас, девчонок, очаровал во время репетиции Александр Юрлов. Небожитель! Какие у него «говорящие» выразительные руки, когда он дирижирует! Как и наш Вадим Борисович, он показывал, как не надо петь, и слышал в гуще хора каждого! Услышав фальшь, нам, девчонкам, делал замечания мягко. Но один раз подозвал к себе нашего Гену Бабушкина, что-то сказал ему на ухо, и тот смущённый отошёл на своё место. В перерыве я подошла к Генке и спросила:

– Что он тебе сказал?

– Обматерил меня!

Вечером, после концерта, у нас был совместный расслабон-пьянка в ресторане «Большой Урал». Я выбрала мальчика поинтереснее из юрловской капеллы, он и был за нашим столиком. Второй парой села наша хористка Эмма Абайдулина (будущая жена Эльдара Рязанова) и тоже с юрловцем. Пили не так уж и много, но с голодухи с самого утра я сильно захмелела от шампанского. Мне стало дурно, и я решила проветриться на улице. Пошла одна, очень не хотела, чтобы меня кто-нибудь сопровождал, так как меня мутило, и мало ли что со мной могло произойти. Хорист-юрловец, как настоящий джентльмен, увязался за мной. К счастью, со мной ничего плохого не произошло: на воздухе мне полегчало. Мы сели на скамейке в сквере перед Оперным театром. И это рядом с гостиницей «Большой Урал» – место, популярное среди свердловских путан, чего я по своей наивности тогда не знала. Мальчик-хорист оказался скромным и порядочным. И тут я испытала второй шок за день. Перед нами возникли в дымину пьяные Вадим Борисович и А. А. Юрлов и запросто встряли в нашу беседу. Два бога – и надо же! Они называли себя «Вадик» и «Саша», несли какую-то пьяную чушь, а потом Юрлов промычал: «Ну, я пошёл к Вадьке ночевать, а вам я могу дать ключ от моего номера!» Я и вовсе обалдела: «За кого он меня принимает?» Мальчик Володя тоже смешался. Ключ мы, конечно, не взяли. Я в душе переживала, почему Вадим не возразил Юрлову, что я не из тех, кому можно предлагать ключ от номера в гостинице! Ведь Вадим относился ко мне всегда так по-отечески и называл Люсенькой!

Но приключение на этом не закончилось. Только наши обожаемые дирижёры ушли, к нам подошёл милиционер. Дескать, что это вы делаете в глухую ночь в сквере? А времени действительно было около 12 ночи. Спросил документы. Парень показал пропуск в гостиницу, я – студенческий билет. Милиционер сказал парню: «Вы можете идти, а с девушкой будем разбираться». И парень испарился. Как он мог так поступить – бросить меня на произвол? Милиционер приказал мне идти в отделение милиции при гостинице. Студенческий билет у меня отобрали. В общем, приняли меня за проститутку, несмотря на то, что я доказывала им, что я сегодня пела на концерте и, мол, видите? – на мне концертное платье. Хмель давно слетел с меня. Я испугалась по-настоящему, когда милиционер заявил, что завтра он позвонит в деканат и проверит, какая я такая студентка и что я делала в 12 часов ночи у гостиницы. Я представила себе нашу строгую Мар Андру – кошмар! Я устала, глубокая ночь, и меня не отпускают.

Ближе к трём часам ночи в отделение пришёл ещё один милиционер – пожилой дядька. Тот выслушал мои объяснения ещё раз, поверил мне, отдал студенческий билет и отпустил. Трамваи, конечно, уже не ходили, и мне предстояло пешком топать от Оперного театра до общежития на Чапаева. Пожилой