Поломка на краю галактики - Этгар Керет

про завещание, мне незачем возвращаться в Сан-Диего. В мире нет места, куда мне стоит возвращаться. Зря я отправил им новое завещание. Я мог исправить все от руки, отдать товарищу по взводу и попросить, чтобы передал это в штаб, только если со мной что-то случится. Но я, идиот такой, взял и загрузил завещание на сервер, рискуя, что про него узнает весь мир.

Я открываю мейл от Саммер так, как переворачивают труп террориста, на котором может быть пояс со взрывчаткой. Медленно и осторожно. Ладонь вспотела, и тачскрин телефона не отзывается, но я протираю его кусачим больничным одеялом, и мне наконец удается открыть мейл. Саммер пишет, что от меня уже несколько дней не было вестей и она волнуется. Что ж, я начинаю писать ей о ранении. О том, как мой сержант спас мне жизнь и как я чувствую, что ему обязан и должен отдать что-нибудь взамен. И как, хотя он уже и взрослый, двадцатилетний, он помешан на файтамонах даже больше, чем мы. Но посреди мейла я останавливаюсь, стираю все и вместо этого пишу другой мейл, короткий. “Все в порядке, я был немного занят”. Я добавляю три эмодзи красных сердечек и еще один с пальцем, прижатым к губам, как будто это секрет. И дописываю: “Когда вернусь, все расскажу”. Она в жизни не поймет. Ее там не было.

“Четырнадцатую плюс” создали ровно через год после того, как Трампа избрали на третий срок. Америка зализывала раны от войны с Мексикой. Реально, мы не думали, что будет так трудно. На фронте наши дроны месили их с воздуха, но против терактов в торговых центрах особо не попрешь. Вся страна превратилась в поле боя. Джихадисты и эти вонючие русские собрались против нас в единый кулак и начали так отсыпать мексиканцам оружие, как будто последние дни настали. Государство объявило военное положение. Сначала была мобилизация, а потом, когда дела пошли по-настоящему плохо, объявили о создании “Четырнадцатой плюс”. По идее, чтобы пойти туда добровольцем, нужно было разрешение от родителей. Но после большой рождественской атаки на Сан-Диего мы с Саммер остались одни. То есть у нас был какой-то опекун, которого назначило государство, но решали мы сами. Сначала Саммер и слушать не хотела, но рекламы по телевизору шли одна за другой, и в конце концов она сломалась. Солдаты в “Четырнадцатой плюс” получали настоящие солдатские зарплаты, в пять раз больше, чем платили Саммер в “Макдоналдсе”. Но не это было решающим. На приемно-распределительную базу меня в итоге привели лимитированные серии, которые показывали в рекламе. Лимитированные серии файтамонов, ключевых фигур с мега-экс-пи, которые релизились только в боевых зонах. Американская армия выпускала их лишь на сорок восемь часов, и, чтобы заполучить такую фигурку, нужно быть там, на месте. То есть или ты морпех, или российский вэдэвэшник, или еще кто-нибудь, кто воюет там против нас. Я сказал Саммер: “Я подпишу контракт всего на год. Каждый месяц буду слать домой деньги, а когда вернусь, у нас будет самая сильная коллекция в городе и, может быть, даже в факинг стране”. И я был прав. Как же я был прав. Шесть сверх-карт. Шесть редких сверх-карт с трех континентов. Шесть. До армии я видел сверх-карты только в роликах на ютубе, а сейчас, если проживу еще десять недель, вернусь с ними домой к Саммер, как король.

Но если я погибну, все достается Бейкеру. Он заслужил, сука такая.

Когда возвращаюсь в свою роту, ребята встречают меня тепло. Щеночек обнимает меня и плачет. В паспорте у него написано “Робби Рамирес”, но все зовут его Щеночек. Еще у него в паспорте написано, что ему четырнадцать с половиной, но убейте меня, если ему не двенадцать с чем-то. Этот малыш едва до груди мне достает, и в душевой видно, что у него на теле ни одного волоса. Даже на яйцах или под мышками. Гладкий, как младенец. Щеночек был с нами в ту ночь, когда Бейкер прыгнул между мной и чеченцами. Потом мы с Щеночком тащили то, что осталось от Бейкера, обратно на борт. Врачи забрали и меня, но в полевом госпитале выяснилось, что дела обстоят гораздо лучше, чем на первый взгляд. Несколько осколков в животе, вот и все.

– Рад видеть, что ты на ногах, зверюга, – говорит мне Щеночек, пытаясь скрыть слезы.

После еды мы с ним устраиваем небольшой бой файтамонов, и это сто сорок третья победа для моей ледяной ящерицы.

– О сержанте что-нибудь слышно? – спрашивает он меня, пока мы замораживаем себе мозги красным фруктовым льдом из кафетерия. – Штаб нам сообщил, как дела у тебя, но о Бейкере ни слова.

Я рассказываю ему обо всем, что произошло в госпитале. О том, как врачи с трудом смогли его спасти, и о том, что он никогда не сможет ходить. Для Щеночка это слишком, и он достает мобильник и показывает мне свою коллекцию.

– Вот это видишь? – Он тычет в мобильник пальцем. – Этого я нашел на вышке в ту ночь, когда вам с Бейкером влетело. Он не сверх, но у него есть суперская атака. В следующем бою я его кидаю на твою сраную ящерицу, и он расплющивает ее в стейк.

По громкой связи орут, чтобы мы надевали бронежилеты и с оружием строились на плацу. По дороге я пытаюсь выяснить у нашего нового сержанта, куда нас везут на этот раз, но он молчит, как труп. В этом гребаном мире у нас столько врагов, что могут отправить куда угодно.

Тринадцатью часами позже мы атакуем базу “Аль-Каиды” на Синае. Мы уничтожаем там Джамиля “Девять душ” Аль-Шариру, легендарного второго человека в “Аль-Каиде”, и успех операции записывается на мое имя. Потом, во время разбора полетов, новый сержант разливается обо мне, словно какая-то сучка, рассказывает, как я вернулся после ранения прямо к славе и как я оказался в метре от “Девяти душ” с заевшим оружием, но не потерял присутствия духа и размозжил ему голову прикладом. Он отдает мне честь при всей роте и заявляет, что позаботится о том, чтобы я получил медаль Конгресса. Рота стоит навытяжку, но, как только сержант уходит, все бросаются к сопливому Сэмми. Из всех бойцов в отряде именно ему удалось найти огненного верблюда, легендарного персонажа, самого сильного в истории игры. С его атакой вспышками и знаменитой защитой горбом верблюд Сэмми может изжарить мою ледяную ящерицу за секунду. Мы выливаем на Сэмми ведра ледяной воды с песком,