Прощай, Анна К. - Лера Манович

так уж важны ноги. Грудь и задница волнуют меня гораздо больше. С этим все было отлично. Со звуками тоже все было хорошо. Я аудиал, и мне это важно. Она хорошо звучала. Глубоко, низко.

Но секс был похож на работу, которая шла тяжело и плохо. Я подергался минут десять и скатился. Лежать и молчать было хорошо.

– Ты угадал, – сказала она. – Отец.

– Он говорил, что у тебя некрасивые ноги?

– Он говорил, что у меня его ноги. И часто жалел, что не мамины.

– Покажи.

– Что?

– Ноги.

– Зачем?

– Мне интересно, какие ноги у твоего отца.

Она усмехнулась:

– Нет.

– Через час мы разъедемся и, может, больше никогда не увидимся.

По ее лицу едва заметно скользнула грусть.

– Все равно нет.

– Тогда я сам сниму.

– Нет!

Я взял ее за тонкое запястье и крепко прижал к кровати.

– Ты что?! – она несильно шлепнула меня свободной рукой, я поймал ее и легко сжал ладонью оба запястья.

Она замерла, глаза наполнились ужасом.

Я прижал ее бедра и свободной рукой нащупал бегунок молнии. Она застонала. Я расстегнул молнию до конца и стянул один сапог. Потом быстро скинул второй. Снял с нее чулки. Взял в руки маленькие, чуть влажные ступни. Она вся вытянулась и зажмурила глаза.

Я поцеловал острые белые колени и лег сверху.

Никогда не слышал, чтобы женщины так орали. Потом она затихла и прижалась ко мне, как благодарный зверек. Я курил.

– Что молчишь?

– У тебя смешные ноги.

– Я предупреждала.

– У твоего отца наверняка хуже.

– Почему?

– Потому что он мудак.

– Ты его не знаешь.

– Достаточно того, что из-за него его дочь спит в сапогах.

– Я не сплю в сапогах!

– Спишь! Ты как кот в сапогах.

– Нет! – она схватила подушку и треснула меня по башке.

Она смеялась, забыв про комплексы. Она оживала.

Солнце пробивалось сквозь полосатые шторы гостиницы. Кровать, шкаф, комод были расставлены казенно, как в выставочном зале мебельного магазина.

– Хочешь кофе? – спросил я.

Я знал, что нарушаю сейчас негласное правило: такие знакомства не должны выходить за пределы номера. Она радостно кивнула.

– Внизу есть маленький кафетерий.

Она поспешно натянула белье, чулки, платье. Взяла в руки сапог.

– Надень тапочки, – я протянул ей белые типовые тапочки, которые выдают постояльцам отелей.

Она послушалась.

Когда мы выходили из номера, я оглянулся. Ее высокие сапоги, как отброшенные протезы, валялись на полу у развороченной постели.

Давным-давно я шел по пляжу в Испании и наступил на ногу в носке и модном кроссовке. Нога валялась под зонтиком сама по себе. Ее хозяин загорал неподалеку. Увидев мое смущение, он с улыбкой прокричал по-английски: «Не бойся, она ничего не чувствует!»

Без сапог она была намного меньше ростом. Мы стояли в лифте, и она смотрела на меня снизу вверх доверчиво, как ребенок.

Я подумал, что исчезать придется плавно. Постепенно. Ласково.

Чтобы мы оба ничего не почувствовали.

Задница

Гурова долго вертелась перед зеркалом голая, поворачиваясь то задом, то передом, то опять задом. Потом обернулась и сказала:

– Ты заметил, как я постарела?

Гуров неохотно оторвался от экрана компьютера, быстро взглянул на свою жену:

– У тебя прекрасная задница.

На ее капризном лице отразилось легкое удовлетворение. Гуров с облегчением вернулся к тексту на экране.

– А ты ведь перевидал немало задниц, дорогой? – Гуровой хотелось поговорить.

– Порядком, – Гуров раздраженно стер на экране последнюю строчку.

– Говорят, ты трахнул даже старуху Шухевич, которая сейчас похожа на самовар в парике.

– Тогда она еще не была похожа на самовар.

– Ты хочешь сказать, у нее тогда была маленькая жопа?

– Она хорошо поет, – сказал Гуров.

– Ты трахнул ее потому, что она хорошо поет?

– Был какой-то музыкальный вечер, я был пьян. А она хорошо пела. У нее был красивый голос.

– И тебе этого было достаточно?

– Мне бы хватило и меньшего.

– А почему тогда ты выбрал именно Шухевич?

– Мы пели на два голоса. И у нас хорошо получалось. Остальные пели хуже. Она была веселая. Потом я пошел ее провожать.

Гурова накинула халат, приоткрыла балконную дверь, плюхнулась в кресло у окна и закурила. Нет, она не просто закурила. Она впилась в Гурова тем взглядом с прищуром, который обещал неприятное продолжение разговора.

– Потом у вас тоже хорошо получалось?

– Не помню. Наверное, не очень, раз я не помню.

– Но тебе понравилось?

– Не помню.

– Но ты ведь захотел повторить?

– Разве?

– Когда-то в начале наших отношений, когда ты еще был честен, ты мне сказал, что у вас это было пару раз.

– Может быть.

– И второй раз ты был уже не так пьян. Но трахнул ее еще раз. Значит, тебе понравилось.

– Не значит.

– Как это?

– Если мужчина трахает во второй раз женщину, это вообще ничего особенного не значит. Помнишь, тебе не понравилось, как тебя подстригли в той парикмахерской через дорогу? Ты даже плакала.

– При чем тут парикмахерская?

– А через месяц, когда тебе срочно нужно было подстричься, ты опять пошла туда. Не просто туда же, а прямо к тому же мастеру.

– Это ближайшая парикмахерская к нашему дому.

– Номер Шухевич в гостинице был рядом с моим.

– Во второй раз мне понравилось, как меня подстригли! – жена вызывающе уставилась на Гурова.

Гуров в отчаянии поводил курсором по экрану. Потом вместе с креслом развернулся. Он был в халате на голое тело.

– Послушай, – сказал он. – Послушай, любимая. Не понимаю, что мы сейчас обсуждаем. Думаю, тебе просто скучно. Странно, что ты заводишь всякие такие разговоры именно после секса. Тебе что, было плохо?

– Нормально.

– Ты вроде даже орала.

– Я симулировала.

– О'кей. Половина женщин симулирует, я не против.

– Откуда ты знаешь про половину женщин?

– Статья какая-то была. Кто-то посчитал.

– Посчитал женщин, симулирующих оргазм?

– Типа того.

– А если они обманывали?

– В смысле?

– Ну, говорили, что симулировали, а сами не симулировали.

Гуров вздохнул и развернул кресло к экрану компьютера:

– Думаю, это не наши проблемы.

Жена хихикнула:

– Я так тебе осточертела, что даже слова лень подбирать?

Гуров шумно втянул воздух и снова развернул кресло:

– Завтра мне нужно сдать заявку. Ее надо было сдать еще на той неделе, но продюсер продлил срок. Он мог бы передать работу, но он хочет, чтобы именно я писал этот сериал. Этот текст – это не просто моя блажь. Это деньги, на которые мы сейчас живем. И будем жить, если ты меня не доконаешь этими разговорами.

– Ты угрожаешь мне?

– Что?

– Ты намекаешь, что бросишь меня, если я не прекращу?!

– С чего ты взяла?

– А что значит доконаешь?