Тата - Валери Перрен

Через три недели у Эжени де Сенешаль назначена встреча с другом, необыкновенно талантливым преподавателем, они познакомились после войны. Мужу она сказала, что поедет к врачу, а Жоржетта с малышкой Даниэль будут ее сопровождать. Он пожал плечами и буркнул:

– Поступай как знаешь.

Но тут же спохватился и спросил:

– Ты плохо себя чувствуешь?

– Головные боли замучили. Терапевт настаивает на консультации с неврологом, чтобы ничего не пропустить.

– Во всем виновато треклятое пианино.

– Вовсе нет, музыка меня завораживает.

– Как скажешь…

У них разные спальни после рождения Блэза. Иногда он среди ночи приходит потребовать… исполнения супружеского долга, что-то неслышно бормочет, они занимаются любовью, не произнося ни слова, и он, такой грубый, вдруг становится невыносимо нежным, целует ее губы, затылок, бедра, а закончив, одевается и уходит, не обернувшись, почти стыдясь, что был с женщиной. Между прочим, законной супругой.

По воскресеньям, после свидания с Жаном, Колетт, потрясенная его гением, встречается с матерью. Блэз ее сопровождает до кухни, где Жоржетта помогает кухарке готовить обед для хозяев замка. Колетт здоровается и принимается чистить овощи, достает тарелки и приборы, раскладывает еду по блюдам. Двухлетняя Даниэль не отходит от матери, цепляется за ее ногу и начинает хныкать, если Колетт спрашивает, протягивая к ней руки:

– Обнимешь старшую сестру?

– Ее пугают твои лохмы, – ухмыляется Жоржетта.

Матери и дочери не о чем поговорить. Колетт делает над собой усилие, рассказывает новости о работе, но никогда не выдает страха перед грядущим неизбежным расставанием с Мохтаром. Получив диплом, она вынуждена будет уйти, он не сможет оставить ее у себя и платить даже самое маленькое жалованье. Колетт, не знающая, куда деваться, заводит речь о Жане, воспламеняется, предвещает брату великое будущее. «Он объедет с концертами весь мир!» – обещает она, но мать в ответ морщится, как будто страсть и талант сына – симптомы тяжелой болезни. Даниэль похожа на отца, у нее такой же крупный нос и выдающийся вперед и загнутый кверху подбородок. Они с братом совсем не похожи, и эти «генетические причуды» завораживают Колетт. Неужели феи и впрямь склоняются над колыбельками некоторых младенцев?

Во второй половине дня по воскресеньям Жоржетта отдыхает. После еды они с малышкой ложатся спать. В этот день, по распоряжению маркиза, Жан не должен подходить к инструменту. Он слушает радио и наслаждается сонатами, музыкальными пьесами и симфоническими концертами – в записи и прямых трансляциях. Иногда, если не слишком холодно, Блэз, Колетт и Жан купаются в маленьком, расположенном ниже замка пруду, гуляют, рвут цветы, собирают грибы и ягоды, катаются на велосипедах… Сестра держит брата за руку, и эта ладошка кажется ей заколдованной.

Когда наступает час расставания, Блэз отвозит ее к дверям сапожной мастерской, а если идет дождь или вдруг резко холодает, маркиза сажает ее в свою машину и доставляет назад к Мохтару. Жан на прощание целует сестру в щеку и шепчет:

– Кажется, я не очень люблю маму. Это может принести мне несчастье?

– Любовь приходит и уходит, так что не волнуйся. Пока, милый, до следующего воскресенья.

26

30 октября 2010

– Три года назад твоя тетя позвонила мне среди ночи и сказала: «Жак, нужно, чтобы ты приехал и подписал свидетельство о моей смерти». Я узнал ее голос. Она была в себе, но казалась очень напуганной. Я отправился на улицу Пастера. Она ждала на тротуаре перед магазином вместе с Луи Бертеолем. Скажу честно: я испугался, увидев два темных силуэта, они смахивали на призраков. Мы молча вошли в дом. Твоя тетя была мертвенно-бледной. Я никогда прежде не видел ее в подобном состоянии. Колетт не захотела ничего рассказывать о женщине, испустившей последний вздох в комнате, где ты всегда жила. Не знаю, вошел ли в обиход ее термин «комната племянницы», но женщина умерла в твоей постели. Она была накрыта простыней. У нее наверняка случился сердечный приступ. Ничто не указывало на подозрительную смерть. Никаких следов передозировки лекарств или побоев. Сама знаешь, у меня богатый опыт. Я подписал кучу свидетельств о смерти и разрешений на захоронение. Видел всякие грязные трюки вроде «падения с лестницы». Женщине было лет шестьдесят, ровесница Колетт. Но главное… я никогда так не пугался. Нет, не так. Мне никогда не было настолько не по себе. Ты хорошо меня знаешь. Сельский доктор все знает, все видит, много чего переживает, бывает во всех домах в любое время дня и ночи. Он выстукивает грудь, ему не стыдясь показывают задницу, он лечит лихорадку, ангину, рак, выкидыши, вправляет выбитые из суставов плечи. Его пациенты – старики, дети, отчаянно одинокие и обездоленные люди. Я начинал в 1974-м, при Жискаре[21], мог бы написать мемуары, но это никому бы не понравилось, и – главное – никто бы мне не поверил. Объясню, что выбило меня из колеи: женщина, лежавшая на кровати, была… Колетт. А ее двойник стоял рядом и смотрел на меня, мимо меня. Мне пришлось сесть, чтобы не грохнуться в обморок, хотя со мной никогда ничего подобного не случалось. В конце концов я собрался и спросил: «Объясни мне, Колетт…» Она ответила: «Нечего объяснять. Я умерла сегодня ночью, в этой постели. Луи займется моими похоронами». Она подошла к усопшей, нежно ее поцеловала и шепнула: «Можешь больше не волноваться. Все будет хорошо».

Она ушла в свою комнату и начала собирать чемодан. Колетт была жива, но совершенно лишилась жизненной силы. Я пошел следом и долго за ней наблюдал. «Ты понимаешь, о чем просишь, Колетт?» Она обернулась и посмотрела на меня: ее взгляд умолял, и я впервые подписал свидетельство о смерти и разрешение на захоронение, не пытаясь ничего выяснить. Я совершенно искренен с тобой: в тот день я не знал, свидетельство о чьей смерти подписал – Колетт или незнакомки. Помню, что спросил: «У тебя есть сестра-близнец?» А она посмотрела на меня как на психа. Мир вывернулся наизнанку. Я и впрямь боялся свихнуться. Весь следующий год у меня не было никаких новостей. После «похорон Колетт», похорон, на которых я присутствовал и плакал – оцени абсурдность ситуации! – я много раз звонил Луи Бертеолю, чтобы поговорить с ней. Он признался, что Колетт все еще в Гёньоне. Живет по новому адресу. Я воспринял это как бред или историю о свидетеле преступления, которому сменили личность и взяли под защиту, потому что за его голову объявлена награда. Но Колетт Септамбр, гёньонская сапожница, болельщица