Тата - Валери Перрен

Погода холодная, и он набросил куртку на футболку. Ему семнадцать. Стоит январь 1976-го. Мне тридцать, но я знаю, что выгляжу намного старше. Игроки очень меня любят, потому что я женщина без возраста и совсем незаметная. Незначительная. Будь я красива, это бы все испортило. Они бы меньше мне доверяли или пытались затащить в койку. Жизнь – глупая штука.

Я вспоминаю фотографию, которую Ана увеличила и повесила на стену в моей комнате. Колетт стоит между папой и мамой, они только-только познакомились. Все трое очень хороши собой.

КОЛЕТТ

Он выходит на поле во второй половине второго тайма, за двадцать минут до конца игры. Комментатор на стадионе объявляет: «Эмэ Шовель, номер 11». Как ни странно, я впервые в жизни слышу это имя. У меня мгновенно возникает вопрос к тренеру: какого черта он всю дорогу держал этого игрока на вбрасывании? Стоило Эме появиться на поле, и все сразу поняли, что его уровень намного выше. Он участвует в коллективной игре. Он повсюду – взнервленный, внимательный, всегда на стреме. Он очень высокий. Рост бывает проблемой, но у Шовеля с этим все в порядке. Он пасует Габриэлю Дюшу, и тот забивает в верхний угол. Трибуны ликуют. Всем гёньонским дебютам дебют. У меня в ушах до сих пор звучат аплодисменты.

Кто-то стучит в дверь, и я с сожалением останавливаю запись. Наверняка кто-то из друзей что-то забыл.

Это доктор Пьери. Его вид потрясает меня. Волосы и борода стали совсем белыми, но взгляд по-прежнему ясный, мягкий, успокаивающий. Он лечил меня с детства. Был остроумным и музыкальным. Все время насвистывал, как будто проглотил целый птичий оркестр.

– Здравствуй, Аньес, мне передали, что ты заезжала утром в кабинет, но нам лучше поговорить здесь, подальше от чужих глаз и ушей. И легавых, которые идут по пятам, – добавляет он с грустной улыбкой.

– Но как вы узнали, что я буду тут?

– Увидел свет. В последние месяцы я регулярно навещал твою тетю.

25

1960

Она уже двенадцать месяцев находится на обучении у Мохтара. Все это время утром по воскресеньям Блэз забирает ее из мастерской, Колетт садится на багажник его велосипеда, и они отправляются в замок. Последний подъем слишком крутой, и они преодолевают его пешком, ведя рядом двухколесного друга.

Колетт и Блэз проникают в поместье, пользуясь отсутствием Сенешалей-старших, отправившихся на мессу. Колетт поднимается по лестнице и слышит доносящиеся издалека звуки музыки, потом толкает тяжелую дверь и видит Жана у пианино. Он занимается уже год, играет все лучше, ей не обязательно знать, кто автор произведения, чтобы понять и почувствовать талант брата.

Жан бросается в объятия сестры.

– Слушай, Колетт! Шопен, ноктюрн № 2 ми бемоль мажор.

Он торжественно открывает ноты, ставит их на пюпитр, собирается и начинает играть. Облизывает нижнюю губу, не сводит глаз с партитуры. Блэз не знает, притворяется Жан или играет по слуху. Мальчик предпочел бы второе, но понимает, что должен развиваться и без сольфеджио не обойтись.

– Что значит прогрессировать? Я просто хочу играть.

– Каждый день? – спрашивает Блэз.

– Да!

– Тогда читай эту партитуру.

Они репетируют каждый вечер, после школы. Восьмая, диез, тактовый размер со счетом на три, двойная восьмая, шестнадцатая пауза, целая нота. Если Жан устает и отчаивается, Блэз снова и снова объясняет, что это потрясающий универсальный язык.

– Что такое «универсальный»?

– Это значит, ты можешь играть даже на Луне.

Колетт завороженно наблюдает, как руки брата касаются клавиш, подобно каплям дождя.

Мадам де Сенешаль много раз повторяла их матери:

– Должна вам сказать, Жоржетта, что ваш Жан – вундеркинд.

Та слушает, разинув рот, не понимает незнакомое слово, спросить не решается и отвечает:

– Он и верно непоседливый, уж я его отругаю.

Лицо маркизы озаряет улыбка, зубы у нее белые и ровные, как жемчужины в ожерелье на шее.

– Не стоит, Жоржетта, я просто хочу сказать, что у него огромный музыкальный дар.

– Вон оно что… – смущается фермерша, не зная, куда деть руки. «С чего бы, ну с чего бы мальчишке иметь этакую склонность? – спрашивает она себя. – Его что, зачаровали? Сглазили? Лукавый постарался?» Женщина, как все простые люди, боится выделиться. Это право хозяев, маркиза с маркизой, и уж никак не Септамбров. А Жан только и делает, что высовывается. Она проклинает пианино. Проклинает тот факт, что ее сын каждый день таскается в замок, как к себе домой, а она вытирает там пыль с мебели, моет посуду, натирает полы, убирается на кухне. А Жан воображает себя наследным принцем! Он должен быть начеку, ходить в школу, выучиться ремеслу, как Колетт, знать свое место и помнить, что его семья живет в домике по другую сторону высоких стен.

– Жан – хрестоматийный пример, Жоржетта. Война была кошмаром, но один бош сбежал, спасая свою жизнь, а пианино оставил. И теперь на нем играет ваш мальчик, которого Господь одарил талантом. Я верю в Господа, ибо он не только милосерден, но и прозорлив!

Эжени де Сенешаль замечает, что Жоржетта вот-вот запаникует. Что-то повергает ее в ужас, как только маркиза заводит разговор на музыкальную тему. Мадам де Сенешаль решает не настаивать, но не может отступиться от Жана. Он должен развивать свой талант, а для этого ему следует отправиться к преподавателю. Но как убедить мать? И что делать с мужем, которого все больше раздражает присутствие в доме маленького музыканта? Маркиз становится все грустнее и молчаливее, он выходит из себя, когда слышит музыку.

– Когда закончится этот бардак? Могу я побыть в тишине и покое без этого чужого выродка? Довольно и того, что мой собственный сын – единственный, которого ты сумела произвести на свет! – манерами напоминает… сама знаешь кого… Его слишком опекали.

– Блэз просто чувствительный.

– Слишком чувствительный…

Слова маркиза и его тон унизительны для Эжени де Сенешаль.

– Он первый ученик класса.

– Не успеваемость превращает мальчика в мужчину.

Она вспоминает день их свадьбы, любящий взгляд темных глаз маркиза. Как ее мягкий и добрый муж мог так измениться? Почему это случилось? Неужели она была недостаточно внимательна к скачкам его настроения? Жан больше не должен приходить в замок! Нужно найти ему учителя музыки, чтобы подготовить к поступлению в консерваторию. Она обязана поддержать талант мальчика: поступить иначе – все равно что убить Бога. Маркиза чувствует себя человеком, на которого возложена миссия. Придется потратиться, но это не проблема. У нее есть личные средства.