Сыновья профессора - Бруно Саулит

Курение продолжалось минуты две. Потом Делвер отложил сигару и взял быка за рога.

— Мне сегодня позвонили из спецбольницы. Специалист по сердечным заболеваниям Абелтынь.

— Что, сердчишко пошаливает? — перебил Вецапинь.

— Случается, — кивнул Делвер. — Звонит он и спрашивает, как дела у нас в операционной. Ну, я давай рассказывать, так и так, все в порядке, иной день даже без операций обходится. Просто диво, до чего люди стали осторожными…

— Ну и что?

— Ну, он тогда; «А что с профессором Вецапинем?» — «Ничего, — говорю, — отдыхает профессор, скоро на работу выйдет». Абелтынь туда-сюда — видать по всему хочет вас осмотреть. Он, дескать, отвечает за ваше здоровье…

— Пускай Абелтынь осматривает директоров и министров. Я, слава богу, сам свое сердце знаю! — Профессор ударил заданью по столу.

— Ясно, — поддакнул Делвер. — Много ли он понимает? Разве что для порядка… Я сказал, пусть заедет в одиннадцать.

— Что-о? — нахмурил брови Вецапинь. — Он? Сюда?

Делвер молча кивнул головой.

— Я вышвырну вас обоих за дверь, понятно? Можете осматривать друг друга на лестнице?

— Пощадите, товарищ профессор! — Делвер совсем съежился и поднял руки. — Разве Абелтынь виноват, что у него такая работа?

— Виноват или нет, а ко мне пусть не лезет. Я пока еще хозяин у себя в доме. Вот уж в больнице ты, наверное, все перевернул вверх дном! К вечеру зайду поглядеть.

— Да… — деланно отдохнул Делвер. — Предстоит мне вечером…

С точностью хронометра ровно в одиннадцать, явился Абелтынь, и настроение Вецапиня сразу упало, как ртутный столбик в мороз.

— В конце концов я не ребенок! — Профессор помахивал руками о опасной близости от лица посетителя. — Как, по-вашему, смыслю я что-нибудь в 'медицине или нет?

Последовал ряд научных терминов и авторитетам заявлений. Не было никаких оснований сомневаться а познаниях профессора, но двое всегда сильнее одного; Вецапиню пришлось подчиниться и позволить себя исследовать.

Потом Абелтынь долго сидел за столом и глядел в окно. За это время Вецапинь оделся и немножко утихомирился.

— Если что-нибудь надо писать, пиши, что все в порядке.

Он встал и заглянул в больничный листок, лежавший перед специалистом по сердечным болезням.

— Поговорим серьезно, профессор, — начал Абелтынь. — Вам следовало бы еще побыть дома, потом съездить в санаторий и не думать о работе по крайней мере несколько месяцев.

— Может быть, вы хотите подогнать меня под новый закон о пенсиях? — вспылил Вецапинь. — Сами езжайте в санаторий, о у меня нет времени!

— Сердце не спрашивает, есть у вас время или нет, — сказал Абелтынь, глядя в глаза профессору. — Пожалуй, вы действительно сможете понемножку работать. Я подчеркиваю слово «понемножку».

— А я слово «работать»! — повысил голос Вецапинь.

— Ударение можно ставить по-разному, — попытался примирить обе стороны Делвер.

— Можно, — согласился Абелтынь. — Можно ставить ударения, можно работать, только осторожно.

Он встал, собрал свои бумаги и сложил в портфель.

— Осторожно…» — не унимался Вецапинь. — В том-то и беда, что мы часто бываем чересчур осторожны! На что мне ваша осторожность? Если нельзя работать, лучше помереть, Куда вы меня денете, когда я уйду на пенсию? Под стекло, да? Спасибо! Я пока еще не музейный экспонат, а живой человек!

Из том разговор и закончился. Делвер и Абелтынь поспешили проститься, а профессор, видимо все-таки удовлетворенный нелегкой победой, тотчас засуетился. Навел порядок у себя в столе, обошел квартиру, проверяя хозяйским взглядом, все ли за месяц его болезни осталось в прежнем порядке.

В этот вечер Вецапинь не вышел из дому, а назавтра устроил точно такую же проверку в больнице. У директора он задержался хорошо если на десять минут, зато в операционной была осмотрена и обсуждена каждая мелочь.

И в часы этой проверки все работающие там и заботящиеся о здоровье людей увидели две перемены. Первая произошла с самим профессором. Мартин Вецапинь очень-очень постарел. Правда, фигура его осталась по-прежнему стройной, но у рта залегло множество мелких морщинок, а в лице появилась нездоровая желтизна, а волосы совсем побелели.

Как всегда, профессор ни минуты не сидел сложа руки, во все его движения и даже манера говорить стали какими-то чужими, непривычными. Видимо, чувствовал он себя все-таки неважно.

Другая перемена за короткий отрезок времени произошла с Ансом Делвером. Пока Вецапинь белел, Делвер заменял его и решал все вопросы, касающиеся операционной. Он вел небольшой, но спаянный коллектив, как капитан ведет свой корабль сквозь бури в непогоду, распоряжался людьми, ни у кого не спрашивая совета, никогда не прячась от ответственности. О таланте Делвера как хирурга и раньше ходили легенды, а за последнее время он доказал, что рука у него никогда не дрожит, что она непогрешима, как самый точнейший инструмент. К удивлению медсестер и санитаров, Делвера можно было застать в больнице и утром, и вечером, и даже ночью. Не приходилось искать его, звонить по телефону. Он появлялся сам, когда в нем была наибольшая нужда. «Хороший врач должен инстинктом чувствовать, есть ли пожива для его скальпеля!» — острил он.

И вот теперь, когда профессор Вецапинь вернулся на свое место, Делвер вдруг стал уклоняться от дальнейшей ответственности.

— Проконсультируйтесь у профессора, — заявил он младшим хирургам.

— Спросите у начальника, — говорил он сестре Прэделит.

Уже к полудню Делвер казался вконец утомленным; вскоре профессор велел ему отправляться домой и как следует выспаться.

Делвер не возражал. Сняв белый халат, он умылся и долго причесывался перед зеркалом.

«Летом, если хочешь прилично выглядеть на улице, нужно особенно внимательно следить за собой: никакие пальто, шарфы и шляпы уже не прикроют твою истинную сущность», — поучал он, бывало, своих приятелей. Сам Делвер, видимо, свято соблюдал это правило — костюмы его и сорочки всегда были в безукоризненном состоянии.

Выйдя на улицу, Делвер закурил, огляделся и медленно, немного вразвалку побрел вдоль больничного забора. Тут только он почувствовал, как ужасно устал за эти сумасшедшие несколько рабочих недель.

На углу помещался знакомый буфет — одна из тех рижских пивнушек, где надежный клиент может иной раз хватить и чего-нибудь покрепче. Убедившись в том, что сюда редко заглядывают работники больницы, вероятно опасаясь, как бы их не увидели сослуживцы. Анс Делвер иногда выбегал на минутку из операционной, чтобы в этом укромном местечке съесть бутерброд, выпить лимонаду, а порой, когда глаза уж совсем слипаются от усталости, на время отогнать ее рюмкой коньяку.

Сейчас, проходя мимо «своего» буфета, он вдруг решил зайти туда, посидеть у покрытого стеклом столика, послушать людской гомон. Желание это было так неодолимо, что Делвер широко распахнул дверь и шагнул через порог.

В нос шибануло кислым запахом пива, буфетчик, здороваясь, кивнул своему