Сыновья профессора - Бруно Саулит

Делвер сцапал очередную квакушку.

— Не дается тебе эта охота! — сказал он. — Характер уж больно мягкий. Тут требуется медицинская сноровка. Сходи лучше срежь десять жердочек. Нож у тебя есть?

Нож у Петера нашелся, а им он орудовал более успешно. Когда Делвер кончил. наживлять коши, жердочка уже лежали перед ним.

— Сейчас и качнем? — спросил Петер.

— Дров надо набрать. — Делвер, встав, распрямил спилу. — Потом, в темноте, ничего не найдешь!

Вдвоем они притащили с лесной опушки ольхового сушняка, потом Делвер одни сходил до ближайшей усадьбы и вернулся с охапкой дров. Теперь они были обеспечены топливом.

Тьма сгущалась в прибрежном тальнике. Вода совсем почернела, и на фоне ее четко белели воткнутые в землю обруганные жерди кошей.

Запели кузнечики, в сырой траве их песня звучала тоскливо, будто прибрежные скрипачи жалели кого-то.

Когда Делвер предложил Петеру в первый раз осмотреть коши. было уже совсем темно, лишь на западе догорал последний отблеск минувшего дня. В небе опять заклубились валы облаков.

— Вынимай! — сказал Делвер.

Петер взял жердочку, вытащил кош из воды — пусто!

— Что за черт! — удивился Делвер. — Неужели всех уже выловили?

Видно, немножко все-таки осталось — через полчаса Делвер поставил котелок на огонь.

Где-то по шоссе проходили автомашины, вырывая из тьмы силуэты деревьев. Из-за туч выплыла большая желтая луна. Делвер пригрозил ей кулаком.

— Выкатилась! Дождешься теперь хоть одного рачишки.

— Что они, света боятся? — спросил Петер, просто чтобы что-нибудь сказать.

Делвер промолчал, наклонился к огню и, нещадно дымя, стал прикуривать от головешки.

— Невеселые мысли лезут в голову! — проговорю он наконец.

— Да…

— Разве и у тебя какие-нибудь неприятности? — Делвер повернулся к Петеру. — На работе, что ли?

— Да вот, уезжаю…

— Куда же? — Делвер приподнялся на локте.

— В Ленинград.

— Зачем?

— В командировку. Не получается ничего с этими телевизорами.

— Только из-за этого?

Петер не отвечал. Он сплел, обхватив руками колени, и смотрел в темноту, которая сомкнулась вокруг костра, черная и непроглядная, как стена.

— Петер, дружище! — В голосе Делвера прозвучали совсем задушевные нотки. — Ведь это любовь гонит тебя отсюда.

— Ну, не совсем так, хотя, возможно, отчасти… А разве ты никогда не любил? Так, что хотелось убежать на край света…

— Кто, я? — усмехнулся Делвер. — Было такое дело. Много лет назад.

Из котелка полилась через край вода, и Петер снял его с рогатины Облепленные укропом, красные раки были тотчас же вывалены в траву, от них подымался белый, рассеивающийся пар.

Делвер снова полез в рюкзак и стал доставать разные лакомства. В портфеле у Петера были один бутерброды. Огонь начал глохнуть, раколовы подбросили хворосту в передвинули обгоревшие поленья.

— Надо еще посмотреть коши, — сказал Делвер, вставая. — Ты посиди, не то ногу наколешь.

— Нет, почему же? — поднялся и Петер. — Сходим вместе.

То ли и вправду оттого, что из-за облаков порой выглядывала луна, то ли оттого, что было уже за полночь, раки больше не покалывались.

— Теперь уж оставим до света. — Делвер опустил в воду осмотренный кош. — Иной раз они лезут как раз на восходе солнца.

Вернувшись к костру, друзья опять улеглись на траве и стали молча глядеть на искорки, а метающие высоко над языками пламени.

— Закусим? — предложил Делвер.

У Петера не было возражений До своих бутербродов он так и не добрался, пришлось отведать копченого угря, потом какого-то особенного паштета.

— На, прими, чтобы грипп не пристал! — сказал Делвер, протягивая ему плоскую жестяную фляжку.

— Можно.

Губы обжег перенасыщенный запахом трав, дьявольски крепкий напиток.

— Ну как? — спросил Делвер, видя, что у Петера захватило дух.

— Ничего.

— Я думаю! Это рецепт моего дяди Валерьяна, медвежьи ушки, перечная мята и полынь. Настоящий целебный бальзам!

Огненное пойло, видно, и впрямь обладало целебными свойствами: после второго глотка Петер почувствовал умиротворение. Лишь в глубине что-то ныло, но это было скорее даже приятно.

Наоборот, Делвер от четырехтравной настойки совсем раскис.

— Ты уезжаешь, Петер, — сказал он тихо, почти сентиментальным тоном. — Ваш Виктор тоже отправляется в лагеря. Профессор, наверно, поедет на конференции хирургов в Москву, Тбилиси и Киева. Все уедут, один доктор Делвер останется на месте. А почему? Потому ли, что некуда ехать? Или потому, что трусливый человек не решается даже убегать от себя и от своих неурядиц?

— Разве и у тебя какие-нибудь неурядицы? — спросил Петер равнодушно.

— Э-эх! — Делвер рывком сел. — Ну, какие у меня могут быть неурядицы? Вы влюбляетесь, вас покидают, а у Делвера ведь нет сердца, только скальпель да коши для раков! Л кузнечики все поют. Всю жизнь одно и то же!

— Да-а…

— Давеча ты, дружище, спросил, любил ли я когда-нибудь. Ты поспрошай в больнице, тебе в один голос ответят: «Нет». И все-таки…

Костер опять начал гаснуть, но приятелей это уже не заботило.

— Всякое в жизни бывало… — Делвер закурил сигарету и опять устроился полулежа. — В сорок третьем голу немцы сгоняли наших студентов на трудовую повинность пли брали в армию. По счастью, у меня тогда было плохо с легкими. Ушел я с третьего курса, и — в деревню. Под Элейю. Все лето над ульями жужжали пчелы, а по ночам трещали кузнечики. Приглянулась мне одна девушка, да так, что сон от глаз бежал. Бродил я по берегу речки сначала один, потом с ней вдвоем. Думаешь, про любовь говорил? Ни-ни! Боялся, наверно, как бы не отказала. «Может, в конце концов я бы и высказался, потому что про нас уже чесала язык вся волость: мол, этот Делвер совсем сбил с панталыку девушку, и прочее и прочее. Ну, пока собирался объясниться, зима подошла. И вдруг как-то ночью заезжают в усадьбу люди с автоматами, спрашивают: «Нет ли здесь врача?»

Ну, хозяин пожал плечами: «Врачей никаких нет, только один провалившийся студент». — «Ладно, — говорят, — студент так студент, пускай едет с нами». Надеваю я полушубок и сажусь в сани. Едем долго, молчим. Потом оказывается — это партизаны; раненый у них, надо посмотреть. «Что ж, — говорю, посмотреть можно». Привели меня в землянку, где-то на литовской стороне. Лежит один на соломе, грызет полу шинели. Колено раздроблено. Ясно, что надо ампутировать, а как? Инструментов ни каких, да, откровенно сказать, я еще никогда не оперировал. Смотрю и чувствую, что у меня по меня по лицу пот тек. «Боишься?» — спрашивает одни дядя. Напало на меня упрямство. «Кто сказал, что боюсь? Давайте резать!»

И начали резать. Сперва бритвой, потом кость ножовкой. Хуже, чем у Джека Лондона!

На другой день