Фиеста (И восходит солнце) - Эрнест Миллер Хемингуэй

нарвал папоротника и сложил всю рыбу в сумку: три форели на слой папоротника, затем еще слой папоротника, затем еще три форели, и сверху еще папоротник. До чего же славно смотрелась форель в папоротнике! Потолстевшую сумку я поставил под деревом, в тень.

На плотине было очень жарко, так что банку червей я тоже поставил в тень, рядом с сумкой, затем достал книжку и уселся читать под деревом, пока Билл не придет на ланч.

Время было чуть за полдень, и с тенью негусто, но я сидел под парой сросшихся деревьев и читал. У меня была книжка А. Э. В. Мейсона[72], и я читал удивительную историю о человеке, который замерз в Альпах, потом упал в ледник и пропал, а его невеста решила ждать ни много ни мало двадцать четыре года, пока не всплывет его тело, и ее возлюбленный тоже ждал все это время, и они все еще ждали, когда пришел Билл.

– Поймал чего? – спросил он.

Он держал удочку, сумку и сачок в одной руке и потел. Я не слышал, как он подошел, из-за шума плотины.

– Шестерых. А ты – скольких?

Билл уселся, открыл сумку и выложил на траву большую форель. А затем вынул еще трех, одну крупнее другой, и выложил бок о бок в тени дерева. Лицо его лоснилось, расплываясь в улыбке.

– А твои какие?

– Меньше.

– Давай посмотрим.

– Я их уже сложил.

– Все же, какого они размера?

– Все не больше твоей самой маленькой.

– Ты мне лапшу не вешаешь?

– К сожалению.

– Всех поймал на червяка?

– Да.

– Пентюх ты ленивый!

Билл убрал форель в сумку и направился к реке, качая открытую сумку. Ниже пояса он был мокрый, и я понял, что он заходил в воду.

Я сходил к роднику и достал две бутылки вина. Они были холодными. Пока я шел обратно, к деревьям, на бутылках собирались бусинки. Я разложил ланч на газете и откупорил одну бутылку, а другую прислонил к дереву. Подошел Билл, вытирая руки; из сумки у него торчал папоротник.

– Ну-ка посмотрим, что там в бутылке, – сказал он и, вытащив пробку, отпил из горла. – Ух! Аж глазам больно.

– Ну-ка попробуем!

Вино было ледяным и чуть горчило.

– Не такое уж дерьмовое вино, – сказал Билл.

– Холод способствует, – сказал я.

Мы стали разворачивать провизию.

– Курица.

– А вот крутые яйца.

– Соль есть?

– Сперва яйцо, – сказал Билл. – Потом курица. Даже Брайан[73] это понимал.

– Он умер. Прочитал вчера в газете.

– Да ну! Правда?

– Да. Брайан мертв.

Билл отложил яйцо, которое чистил.

– Джентльмены, – сказал он и развернул из газеты куриную ножку. – Я меняю порядок. Во имя Брайана. В знак почтения к Великому парламентарию. Сперва курица; затем яйцо.

– Интересно, в какой день Бог сотворил курицу?

– Хм, – сказал Билл, обсасывая ножку, – откуда нам знать? Не надо этих вопросов. Жизнь земная скоротечна. Поэтому возрадуемся, уверуем и возблагодарим.

– Ешь яйцо.

Билл раскинул руки, держа куриную ножку и бутылку.

– Возрадуемся, чем бог послал. Освоим птиц небесных. Освоим плоды виноделия. Освоишь малость, брат?

– После тебя, брат.

Билл хорошо приложился к бутылке.

– Освой малость, брат. – Он протянул мне бутылку. – Да не усомнимся, брат. Да не станем ворошить священные тайны курятника обезьяньими пальцами. Да положимся на веру и просто скажем – я хочу, чтобы ты сказал это вместе со мной, – что мы скажем, брат? – Он направил на меня куриную ножку и продолжил: – Дай, скажу тебе. Мы скажем – и я со своей стороны этим горжусь, и хочу, чтобы ты сказал это вместе со мной, на коленях, брат. Да не устыдится человек преклонить колена в лоне великой природы! Помни, что первыми храмами Господа были леса. Преклоним же колена и скажем: «Не ешьте это, леди, – это Менкен».

– Вот, – сказал я. – Освой малость этого.

Мы откупорили другую бутылку.

– В чем дело? – сказал я. – Тебе не нравился Брайан?

– Брайана я любил, – сказал Билл. – Мы были как братья.

– Где ты с ним познакомился?

– Мы с ним и Менкеном все вместе ходили в «Святой крест».

– И с Фрэнки Фришем[74].

– Вранье. Фрэнки Фриш ходил в «Фордхэм».

– Что ж, – сказал я. – Я ходил в «Лойолу» с епископом Мэннингом[75].

– Вранье, – сказал Билл. – Я сам ходил в «Лойолу» с Мэннингом.

– Ты глаза залил, – сказал я.

– Вином?

– А что?

– Это от влажности, – сказал Билл. – Им надо убрать эту хренову влажность.

– Выпей еще.

– Это все, что у нас есть?

– Всего две бутылки.

– Знаешь, кто ты? – Билл с обожанием посмотрел на бутылку.

– Нет, – сказал я.

– Ты прислужник Антиалкогольной лиги.

– Я ходил в «Нотр-Дам» с Уэйном Б. Уилером[76].

– Вранье, – сказал Билл. – С Уэйном Б. Уилером я ходил в Бизнес-колледж Остина[77]. Он был старостой класса.

– Что ж, – сказал я. – Дни салунов сочтены.

– Здесь ты прав, одноклассник, – сказал Билл. – Дни салунов сочтены, и я заберу их с собой.

– Ты залил глаза.

– Вином?

– Вином.

– Ну, может, и так.

– Хочешь вздремнуть?

– Это можно.

Мы легли головами в тень и стали смотреть на ветви деревьев.

– Ты спишь?

– Нет, – сказал Билл. – Я думал.

Я закрыл глаза. Хорошо было лежать на земле.

– Слушай, – сказал Билл, – что там у вас с Бретт?

– А что?

– Ты вообще любил ее?

– Еще бы!

– И долго?

– До черта, с перерывами.

– О, черт! – сказал Билл. – Извини, дружище.

– Да порядок, – сказал я. – Мне уже по хрену.

– Правда?

– Правда. Только чертовски неохота говорить об этом.

– Ты не обиделся, что я тебя спросил?

– Какого черта мне обижаться?

– Я буду спать, – сказал Билл и накрыл лицо газетой. – Слушай, Джейк, ты правда католик?

– Технически.

– Что это значит?

– Я не знаю.

– Ну ладно, теперь буду спать, – сказал он. – Не мешай мне своей болтовней.

Я тоже заснул. Когда я проснулся, Билл собирал рюкзак. Время шло к вечеру, тень от деревьев протянулась до самой плотины. После сна на земле у меня затекло все тело.

– Ты чего? – спросил Билл. – Проснулся? Не мог проспать всю ночь?

Я потянулся и потер глаза.

– Я видел чудесный сон, – сказал Билл. – Не помню о чем, но сон был чудесный.

– Я вроде снов не видел.

– Это ты зря, – сказал Билл. – Все наши величайшие бизнесмены – сновидцы и мечтатели. Взять Форда. Взять президента Кулиджа[78]. Взять Рокфеллера. Взять Джо Дэвидсона[79].

Я развинтил обе наши удочки и сложил в чехол. Убрал катушки в сумку со снастями. Билл собрал рюкзак, и мы убрали в него одну сумку с форелью. Другую взял я.

– Ну, – сказал Билл, – ничего не забыл?

– Червей.

– Твоих