Последняя книжная вечеринка - Карен Дюкесс

что-то эгоистичное, но оно располагало к себе. Он искренне радовался, играя со словами и вызывая ответную мою реакцию, но, думаю, ему также не хватало признания. Видимо, престижного статуса писателя, на протяжении долгого времени работающего на «Нью-Йоркер», было недостаточно, чтобы успокоить боль от неизбежной потери всеобщего признания и обожания.

Я невольно задавалась вопросом, нет ли между Генри и Тилли соперничества. Это лето только подтверждало все возрастающую славу Тилли. Ее новый сборник, выпущенный в начале июня в «Нью-Йорк Таймс», встретили восторженными отзывами, а еще одну из ее поэм недавно приняли в журнале «Поэтри». Тем временем Генри продолжал страдать от безразличия Малькольма к его мемуарам и от неопределенности, которую приносили новые порядки в газете. Это не только задевало его эго, но и могло иметь прямое влияние на его счета в банке.

Тем же утром я спустилась вниз за стаканом холодного чая и услышала разговор на заднем крыльце. Судя по низкому раздраженному голосу Генри, он был расстроен, а Тилли со слегка нервными нотками и понижающимся тоном в голосе пыталась его успокоить. Пока я искала чистый стакан, их обсуждение стало более напряженным, слова стали громче. Я не смогла найти стакан и взяла грязный из посудомоечной машинки. Споласкивая его, я услышала голос Генри:

– Что, я должен просто их спросить? Это кажется таким… неуместным.

Тилли:

– Не будь мямлей.

– Таллула.

Ее полное имя – Таллула?! Почему такая важная деталь не упомянута в его мемуарах?

– Я серьезно, – сказала Тилли, по голосу казалось, что она стоит, уперев руки в бока. – Ты заслуживаешь этого как минимум, учитывая твой стаж.

– Я не хотел бы разыгрывать карту возраста.

– Играй картами, которые тебе раздали. Если с авторами собираются заключать годовые контракты, ты должен быть одним из них.

– Само собой. Но просить? Я от этого чувствую себя как какой-то барыга.

Я услышала, как на заднем крыльце скрипнул стул, и быстро вышла из кухни наверх, жалея о том, что подслушала их разговор. Я не хотела видеть в Генри человека, которого подавляет властная жена. Он был не какой-нибудь начинающий писатель, он работал продуктивно и его заслуги признавали все. Он был дисциплинированным и амбициозным человеком, который каждый день садится за печатную машинку, чтобы делать свое дело. Почему Тилли этого не ценила? Несмотря на ее поэтический дар, она не очень-то творчески подходила к общению с мужем.

21

Я стала чувствовать себя в доме гораздо свободнее, все больше проникаясь атмосферой творческого беспорядка Генри. Мои родители могли приготовить завтрак, почитать газету, переодеться, съездить на пляж, позвать друзей на ланч, закупиться в магазине и провести остаток дня, занимаясь садоводством, и при этом не оставить никаких следов своей деятельности. В отличие от них Генри не мог даже книгу взять с дальней полки, чтобы за ним не потянулась цепочка разбросанных предметов. Он постоянно что-то терял – свои очки для чтения, заметки к последнему интервью, кошелек или даже чашку чая, которую налил себе пять минут назад.

Мне всегда удавалось отыскать то, что он не мог найти. Мне нравилось возвращать его вещи на место, класть их на его стол, не говоря ни слова.

– Невероятно, – бормотал он себе под нос, когда я предъявляла ему «потерянную» вещь, как будто мое умение находить его вещи удивляет его больше, чем то, что он вечно кладет их не на свои места.

Вскоре я осознала, что, несмотря на впечатление, которое возникло у меня после прочтения первых глав мемуаров Генри, Тилли и Генри проводили друг с другом не так уж много времени. Тилли никогда не заходила в его кабинет, а он никогда не говорил о ее стихах. Они даже ели порознь, Тилли ела стоя, а Генри – за кухонным столом, не отрываясь от кроссворда. В теннис они играли с друзьями, смешанными парами. Генри любил нарды, но играл в них только со своими друзьями-мужчинами, обычно с Марком Графтом, редактором «Ньюсуик», или с Лесом Фальконом, ботаником на пенсии, который жил на той же улице. Генри и Тилли часто бывали на кухне вместе, когда я приходила. Однако Тилли всегда слушала Генри как бы вполуха, особенно если он жаловался ей на одну из двух своих больных мозолей – непоследовательность в статьях «Нью-Йоркера» и засилье «воспевателей богатых и знаменитых», таких как Доминик Данн, и наглых юных беллетристов, вроде Брета Истона Эллиса. Кажется, Тилли испытывала облегчение, когда я приходила, потому что так обязанность выслушивать Генри переходила ко мне, а она могла уйти работать.

– О, лучше расскажи об этом Еве, – сказала она однажды утром, делая вид, что занимается чем-то полезным, словно она просит Генри сделать мне одолжение, а не меня – сделать одолжение ей. – Для нее такие разговоры – как кошачья мята для кошки!

Сама она или игнорировала меня, или разговаривала так, как будто меня нет. Однажды, когда Генри предложил мне бекон, который остался после завтрака, Тилли забрала тарелку прежде, чем я успела ответить, и выкинула бекон в мусорку, сказав Генри:

– Ева не ест свинину!

Покачав головой и улыбнувшись мне, она вышла из комнаты, так что я даже не успела сказать, что вообще-то люблю бекон.

Заметив мое огорчение, Генри взял полоску бекона со своей тарелки и протянул мне. Я замялась, тогда он понюхал бекон и довольно вздохнул.

– М-м-м! Две самые важные категории еды – соленое и жирное, – с озорной улыбкой он снова протянул его мне. – Ты ведь его хочешь?

– Окей, я сдаюсь, – сказала я и взяла бекон.

– Я знал, ты не сможешь устоять, – сказал Генри, поставив свою тарелку в раковину.

– У всех нас есть свои слабости.

Он вытер руки полотенцем для посуды и повернулся ко мне:

– Что правда, то правда.

Наверху мы работали в комфортной тишине, Генри методично стучал клавишами печатной машинки, а я делала заметки и выписки из газетных вырезок о строительстве канала. Когда от работы меня стало клонить в сон, я встала, чтобы размяться и взглянуть на книги на высоких полках у окна. Генри прекратил печатать.

– Тут так много книг, которых я не читала, – сказала я, решив не уточнять, что здесь есть книги, о которых я даже никогда не слышала. Генри подошел и встал рядом, указав на верхнюю полку.

– Как ты думаешь, какова общая тема у этих книг? – спросил он.

Я пробежалась глазами по названиям. Среди прочих здесь была старинное издание «Робинзона Крузо», «Мидлмарч» и «Человек-невидимка» в твердых обложках, «Сенсация», роман Ивлин Во,