Ветер крепчает - Тацуо Хори

– А-а, С.-сан…

– Это мой близкий знакомый!.. Я сам приехал сюда, потому что он рассказал мне об этих местах.

– Надо же! Вот оно что… Кто бы мог подумать…

В ответе чувствовалась некоторая неловкость, но, судя по всему, упоминание С. не стало для девушки чем-то неприятным. Все мои домыслы и страхи разом были сметены прочь.

– Он ведь, если не ошибаюсь, пробыл здесь довольно долго?

– И правда… Кажется, в апреле к нам приехал, а потом и Новый год тут же встретил…

– Неужели? Настолько задержался?.. Он тогда, наверное, выпускное сочинение писал или еще что-то в том же духе…

– Даже не знаю, только он каждый вечер чуть не за полночь засиживался и все занимался, занимался… – Она сказала это совершенно спокойно, но потом, похоже, спохватилась, удивившись собственным словам, и лицо ее залилось краской. С кем бы, когда бы я ни вел беседу, мне всегда тяжело смотреть собеседнику прямо в лицо, ничего не могу с собой поделать; вот и теперь, беседуя с этой девушкой, я упорно отводил взгляд в сторону, но тем не менее по некоторым приметам смог уловить ее внезапное замешательство.

Она показалась мне вдруг трогательно милой и очень красивой. «Однако же, друг мой! До сего момента я совершенно необоснованно подозревал тебя в весьма неблаговидном проступке – и был не прав, готов принести извинения; а все же ты не безвинен, хотя винить тебя нынче следует лишь в известной доле бессердечия. Но это подождет до возвращения в Токио. А пока я тебе просто от души завидую…»

В этот момент я решительно поднялся. Дилижанс еще не показался из-за края утеса, скрывавшего дорогу, но ухо чутко уловило нужный звук: трубил почтовый рожок.

Соломенная шляпка

Мне пятнадцать. А тебе – тринадцать.

Вместе с твоими старшими братьями я играю в бейсбол на пустыре, густо поросшем белым клевером, а ты сидишь поодаль с младшим братишкой и наблюдаешь за нашей тренировкой. Срываешь белые цветы и вплетаешь их в венок. Мяч летит вверх, и я что есть мочи бегу за ним. Мяч касается перчатки. Ноги скользят. Тело мое, совершив кувырок, вылетает с лужайки и приземляется посреди заливного рисового поля. Я превращаюсь в грязно-серую крысу.

Меня отводят к колодцу у ближайшего дома. Там я раздеваюсь догола. Кто-то подзывает тебя. Ты подбегаешь, обеими руками, будто что-то очень важное, держа перед собой венок. Вот только нагота совершенно меняет наш взгляд на вещи! До сих пор я думал о тебе лишь как о маленькой девочке, и вот внезапно ты превращаешься в моих глазах во взрослую девушку. Стоя в чем мать родила, я вдруг начинаю испытывать неловкость и прикрываюсь бейсбольной перчаткой.

Вскоре все уходят, чтобы продолжить тренировку, и оставляют меня, смущенного, у колодца, наедине с тобой. Пытаясь скрыть волнение, я демонстративно надеваю на голову вместо фуражки венок, который ты доверила мне подержать, пока стираешь мои измазанные грязью штаны. И я стою столбом, не шевелясь, словно какое-то древнее изваяние. И лицо мое пылает…

1

Наступили летние каникулы.

Совсем еще юные старшеклассники-первогодки, лишь весной заселившиеся в общежитие[35], напоминали роящихся пчел, с жужжанием покидающих родной улей. Каждый спешил к своему цветку, своей дикой полевой розе…

Но мне-то что было делать? Моя семья жила в самом центре большого города, и никакого домика в деревне у нас не было. Вдобавок ко всему, я был единственным сыном, изнеженным и слабым. Поэтому пока и речи не могло быть о том, чтобы я поехал куда-нибудь один, вырвавшись из-под родительской опеки. И все же положение мое в нынешнем году было не совсем таким, как прежде, ведь я перешел в старшую школу. Потому на летние каникулы я дал себе домашнее задание: побывать в деревне и познакомиться там с какой-нибудь юной особой.

Но поскольку в одиночку я поехать никуда не мог, мне, запертому в огромном городе, оставалось надеяться только на чудо. И надежды мои оказались не напрасны. Мне неожиданно пришло письмо от одного из твоих старших братьев. Он приглашал меня на побережье, в префектуру Т., где ваша семья проводила лето.

О, дорогие мои друзья детства! Я обратился к своим воспоминаниям. Первым делом в памяти всплыл образ твоих старших братьев: они в белоснежной тренировочной форме, оба – чуть старше меня. Я почти каждый день играл с ними в бейсбол. И однажды растянулся на рисовом поле. Пришлось раздеваться на виду у тебя, сжимавшей в руках венок. Потом – мучительно краснеть… Впоследствии братья твои перешли в старшую школу, располагавшуюся где-то за пределами столицы. Было это года три-четыре назад. С тех пор вместе мы почти не играли – не выпадало случая. В это время я периодически встречался лишь с тобой: мы сталкивались на улицах нашего квартала. Краснели и, не говоря ни слова, вежливо кланялись. На тебе была форма женской школы. Когда ты проходила мимо, до ушей моих долетал перестук твоих крошечных башмачков…

Я буквально изводил родителей, выпрашивая дозволения поехать к морю. И в конце концов мне разрешили съездить погостить неделю у друзей. Повесив на руку потяжелевшую корзинку, где лежали купальные принадлежности и бейсбольная перчатка, я с бьющимся от волнения сердцем отправился в дорогу.

Это была очень небольшая деревенька, носившая название Т[36]. Здесь ваше семейство снимало скромный домик, стоявший отдельно на краю одного из хозяйств, в окружении пестрого лугового разнотравья. Когда я приехал, вы были у моря. Дома оставались только твоя мать и старшая сестра, с который мы были почти не знакомы. Поэтому, как только мне объяснили, как идти на пляж, я тут же разулся и стрелой полетел по указанной тропинке сквозь сосновый бор. От горячего песка приятно пахло горелой хлебной коркой.

Берег моря был залит солнечным светом, так что все вокруг сверкало и совершенно ничего не было видно. Казалось, в эти яркие лучи можно ступить, лишь став волшебным бестелесным духом. Продвигаясь вперед на ощупь, словно слепой, я осторожно вышел на свет.

На берегу дети увлеченно закапывали кого-то в песок – мне показалось, я смутно различаю там маленькую, наполовину раздетую девочку. Подумав, что это можешь быть ты, я подошел чуть ближе… В этот момент из-под широкой пляжной шляпы показалось незнакомое загорелое личико: девочка глянула на меня, а затем с безучастным видом отвернулась – ее лицо снова полностью скрылось под шляпой… Я