День города - Надежда Лидваль

Наташа заглянула в зал, где был накрыт стол. Хавьер уже сидел в обнимку с Аркадием и с хмельным интересом рассматривал альбом с фотографиями.

27

Комнату Ксюшки освещала одна настольная лампа, под которой Ксюшка давным-давно делала уроки. Под этим же морковным светом они с Наташей клеили выпуклые сердечки на ногти и обсуждали молодого физрука. Ксюша теперь только иногда ночевала в маминой квартире – по настроению или когда поругается с мужем, – но старые свои вещи выбрасывать запрещала. Поэтому комната мало изменилась со школьных времен ее хозяйки: плакат с английскими неправильными глаголами все так же пузырился, потому что стена под ним вечно была сырая, Вилле Вало пронзал взглядом, но как-то неубедительно – может, из-за того, что как раз под носом проходил выцветший сгиб постера и чернели четыре дырочки от скоб, местами протертый ковер на полу так и не избавился от клея ПВА, который на него когда-то пролили, а все поверхности – даже кровать, нет, особенно кровать – населяли мягкие зайцы, медведи, кони, дельфины, цыплята, еноты и змеи. И вот среди этого плюшевого зверинца расположился на кровати круглый, плотно сбитый человек в сером костюме. Он сел поглубже, прижавшись спиной к стене, так что половина икр и ступни торчали над полом, взял в руки пыльного потрепанного гремлина и, очевидно, ждал. Когда Наташа вошла в комнату, он приветливо помахал ей и похлопал по матрасу рядом с собой, немного подвинув огромную сову, чтобы освободить место.

– Да вы не стесняйтесь, Наталья Георгиевна, – сказал он, увидев, что Наташа не спешит садиться. – Я решил, что пусть лучше так, по-домашнему. Тут просто даже сесть больше негде. Вон у стола стул стоит, но он так непривлекательно выглядит, так неуютно. Я его только увидел – и прям кости заныли, честное слово. Сам на таком отсидел все школьные годы. А теперь представьте, что кто-то из нас мучается, значит, на этом стуле, страдает, а кто-то – на мягоньком, как царь, ей-богу, да еще и в такой приятной компании. Было бы обидно, согласитесь. Поэтому я вам и предлагаю не жертвовать комфортом и сесть на кровать. Не подумайте лишнего. Но если вам совсем неудобно, я пересяду на стул.

Наташа села боком на край кровати.

– Андрей Андреич. – И человек в костюме протянул ей лапу гремлина вместо своей руки, но тут же отдернул, как будто ошибся, перепутал себя с плюшевым монстром. Мелко засмеялся и подал ей наконец свою кисть.

– Наташа, – сказала Наташа.

Андрей Андреевич весь сиял и лоснился и смотрел на Наташу, как на любимую дочь, которую не видел лет двадцать. Наташа вопросительно приподняла бровь. Андрей Андреевич наконец спросил:

– Ну что? Как дела у вас? Как жизнь молодая?

– Вы вообще кто?

– Так Андрей Андреич я! – И он развел руками, как бы показывая, что да, это он и есть.

– Вы друг… Зинаиды Дмитриевны? Мамы Ксюши?

– Я всем друг, душа моя. Всем-всем в нашем городе.

– Понятно.

– Не переживайте, все вам расскажу и объясню. Я за этим и пришел. Но сначала вы. Пара вопросиков всего. Ну чё, как у вас… с этим? – И он мотнул головой в сторону комнаты, где сидели гости.

– С кем?

– Ну с женихом вашим иноземным. С Хавьером. Как оно?

– Так. Андрей Андреич?

– Он самый.

– Я б вас послала, Андрей Андреич, за такие вопросы, если б не ваш возраст.

Андрей Андреевич мигом скуксился и опустил уголки губ.

– Ну Наталья Георгиевна, ну зачем так-то? Я ведь к вам по-дружески, по-соседски. А вы сразу ощетинились. Мы же с вами земляки. Я человек в городе известный, уважаемый, ни в чем предосудительном не замечен. И при чем тут возраст? Зачем такие грубые намеки? Они вам совершенно не идут. Такая красивая девушка и так хамит. Ну правда. Вот в который раз убеждаюсь, что упустили, упустили мы ваше поколение. Надо вас срочно переучивать и спасать. Или прямо ремня дать. А то ишь ты, смотри, как она со мной разговаривает. Сопля несчастная! Хамка! Намылилась она за границу, понимаешь ли. Уже билеты, поди, присмотрела, да? Так вот, никуда ты не поедешь, поняла? Дома будешь сидеть, как я сказал. У нас День города на носу, подготовка идет полным ходом. Ансамбль «Светоч Сибири» уже разучил шестнадцать новых танцев. Шестнадцать! На конкурс детского рисунка «Мой любимый город» тысячи работ прислали, вся администрация завалена этими рисунками. Тетки из депкульта воют, уже ослепли почти все – до глубокой ночи эти рисунки разглядывают. Студенты худграфа нам из папье-маше таких фигур понаделали – и Колобка, и Золотую рыбку, и Красную Шапочку, и медведя этого с деревянной ногой – будем их в лотерею разыгрывать. Благотворительную! Все чем-то жертвуют, все! А вы, Наталья Георгиевна, даже на два вопроса не соизволите рот раскрыть ответить! – Начиная со «Светоча Сибири» Андрей Андреич почти орал, в процессе разметал вокруг себя игрушки и в ярости отбросил гремлина.

Наташа сидела на самой кромке матраса, готовясь в любой момент кинуться к двери. Но тут к ней пришла одна важная мысль. Она округлила глаза и выставила вперед указательный палец.

– Это же вы!

Андрей Андреевич был в этот момент немного занят – освобождал красную шею от тесного ворота рубашки – и не понял, о чем она.

– Что? Я? Где?

– Это вы Хавьера заманили в ту квартиру, с каким-то бабками.

– Ну вот опять вы неуважительно отзываетесь о представителях старшего поколения. Какие они вам бабки?

– Вы его чем-то накачали.

– Я-а-а???!!!

– Да, у вас там какая-то наркоманская оргия была.

– Да бог с вами, что вы такое говорите!

– Он сам мне рассказал.

– Этот ваш Хавьер, – Андрей Андреевич заговорил, понизив голос и едва шевеля губами, как будто боялся, что их подслушают, – этот Хавьер ваш уж очень любит выпить. Я его пригласил как гостя нашего города провести вечер в приятной компании, познакомиться с местной интеллигенцией, так сказать. Кто ж виноват, что он нажрался как свинья и штаны потерял?

– Кто вас вообще просил его куда-то там приглашать?

– Мне нужно было понять, подходит он нам или нет…

– Для чего?

– …отвечает ли минимальным требованиям…

– Для чего?

– …и в тот вечер я убедился, что да. Наш человек. Берем.

– Куда? Что вы будете с ним делать?

Андрей Андреевич сел прямо, положил руки на колени, сцепил пальцы, пожевал ртом и деловито произнес:

– Мы будем его жечь.

Наташа приподняла сперва одну бровь, потом другую, потом прыснула и вроде