День города - Надежда Лидваль

– В смысле… жечь?

Андрей Андреевич оживился и поднял вверх указательный палец.

– Значит, смотрите. Программа уже утверждена, все примерно как всегда. Торжественное открытие, выступление мэра, шествие колонн административных округов… Ах черт. Забыл Людмиле Валерьевне напомнить про баннеры. Ну ладно, потом, надеюсь, не забуду. Хотя нет, лучше крестик на руке поставлю. Так. Значит, оркестр наш филармонический, фестиваль семейного творчества «Мама, папа, я – традиционная семья», турнир по лапте (в прошлом году прям огромный ажиотаж был), конкурс на самый красивый кабачок, фестиваль авторской и дворовой песни, творческая встреча с Автодором Кентерберийским, парад невест, гигантский блин (для книги рекордов), после блина – вручение знаков отличия «Почетный гражданин города», затем – сожжение Федора Михайловича и в конце – праздничный салют.

Наступила пауза.

– А! – опомнился Андрей Андреевич. – Про сожжение-то, да-да. Ну вот в роли Федора Михайловича и будет ваш Хавьер. Нет, мы его нарядим, конечно. Костюм из соломы нам в Доме мод уже пошили, все по меркам, не переживайте, у нас индивидуальный подход. Будет вылитый виновник торжества, не отличишь. Да что я вам рассказываю? Вы каждый год это видите.

– Я в том году не была.

– Ну и слава богу. В том году, если честно, так себе получилось… Пиротехника подвела. А, да что вспоминать.

– Можно еще раз? Вы вместо чучела Ф. М. будете жечь моего живого Хавьера?

– Что значит «вместо»? – Андрей Андреевич вновь начал закипать. – «Вместо»! Это не «вместо»! Это он и есть. Его воплощение, если хотите.

– Какое воплощение? У них ничего общего. Ф. М. даже не был иностранцем.

Андрей Андреевич осклабился:

– А кто вам сказал? Ф. М. хуже иностранца. Он предатель и чужеродный элемент. И мы должны от него избавляться каждый год.

Наташа нахмурилась:

– Подождите… Так вы всякий раз сжигаете живого человека у всех на виду, и все думают, что это типа Ф. М., и всем нормально, да?

– Ну, во-первых, не всякий раз. Где мы столько иностранцев найдем, да еще в подходящую дату? Они ж к нам не косяками едут. Все-таки не Москва. Такой случай – большая удача, я вам скажу. А во-вторых, мы не афишируем, что там живой человек. Что ж мы, садисты какие, что ли? Народ смотрит – чё-то горит такое большое, да как весело, как ярко. И радуется, и плясать начинает. Фотографии такие потом сочные получаются. А что горит да почему – это ему знать необязательно. Все на подсознательном уровне. Кто-то, конечно, посвящен, кто-то догадывается. Есть даже люди, которые прям с первых секунд определяют, живое чучело или не живое в этот раз. Но это с опытом приходит.

– Так а смысл? Ну жгли бы дальше свою солому. Люди-то тут при чем?

Андрей Андреевич раздраженно стукнул кулаком по кровати.

– А смысл, милая моя, в цене. В сакральной жертве. Не работает просто чучело, просто солома. Кровь нужна, кровь, причем чужая. Тогда только эффект будет. Вы хоть представляете, как с этим из года в год мучаемся? Ой, я б вам такого порассказал. Изгаляемся, не знаем уже, как вывернуться. Мы вот мигрантов в центр переливания сгоним, крови у них наберем – какая-никакая жертва. Да все не то. Они ж нам как родные. То ли дело стопроцентный инородец. Его не очень-то и жалко. Он даже языка русского не понимает. Зато какая потом благодать! Потому что этого Ф. М. мало умилостивить и задобрить. Девочки в белых платьях с их хороводами на него уже не действуют. Мы вообще думаем от этого обряда отказаться со следующего года. Только административный ресурс зря переводим. Тем более что Ф. М., очевидно, добрее не становится, все так же тянет свои мятежные щупальца к сердцам наших сограждан. Подбивает их на бунт. Поэтому его надо жечь. С максимальной натуральностью.

Наташа задумалась. Она взяла в руки розовую панду и пальцем стерла пыль с ее черных пластмассовых глаз. А потом спросила:

– Вам не кажется, что это бред какой-то и притянуто за уши?

– Нам – нет.

– Боже мой, ну не сожжете вы чучело один год. Что случится-то?

– Как что? Как не сожжем? Я же вам только что объяснил. Ты чем слушала? Вы что, родину не любите? Смерти ей желаешь? Она для тебя столько сделала, а ты… Лишь бы свалить куда-нибудь, где потеплее. Космополиты недоделанные. Все куда-то рвутся. А потом все бордели в Берлине нашими девками забиты, мне вон знакомые рассказывали. И все эти Наташи тоже думали, что раз иностранец, то, значит, богатый, воспитанный, мерси, мадам, силь ву пле, епта. И будет ее содержать, только деньги каждый день выдавать на тряпки. Ага, щас. Продалась за три копейки – вот теперь и кукует. Боится лишнюю шоколадку купить на мужнины деньги, потому что бесправная она там! Бесправная. За человека не считают. И ладно если еще жива останется. А то ведь бывает и хуже. Товарища моего дочка, Катя, вон как уехала за американцем десять лет назад, так ее никто с тех пор и не видел. Пропала с концами. Все. Нет человека. А мы ее предупреждали. Я лично предупреждал, что мутный какой-то тип, не надо бы ей с ним уезжать. Нет же, не послушалась. Тоже мечта у нее была – уехать, мир другой повидать. Вот и домечталась.

– Вообще не нашли? Ни живой, ни…

– Никакой не нашли.

– Может, плохо искали?

– Что значит «плохо искали»? Да я на уши всех поднял – наших, Москву, Интерпол. Я ж раньше в МВД служил. И ты знаешь, всем плевать. Никому мы не нужны. У него там, у американца этого, такие связи оказались, что даже если б его рядом с ее трупом застукали, то все равно бы отмазался. Скотина.

– Ну а я другие случаи знаю. Дочка моей учительницы…

– Мне на иностранцев-то этих по большому счету наплевать. Ты пойми. Я вас хочу спасти. Дуры, но жалко до ужаса. Претесь сами не знаете куда.

– А вы сами там были?

– Где?

– Ну за границей.

– А мне, знаешь, не надо. Я свои выводы уже сделал.

Помолчав, Андрей Андреевич спросил:

– Ну как? Понятней стало? Приведешь нам этого своего на День города?

– Чтоб вы его сожгли?

– Ну да.

– Я чё, больная, что ли? Нет, конечно.

– Ну понятно. Я почему-то так и думал. Значит, смотри, Наталья Георгиевна. Тогда мы твоего Хавьера задерживаем как подозреваемого в умышленном причинении вреда здоровью средней тяжести.