День города - Надежда Лидваль

через дорогу от торгового центра и каланчи. Катя вышла на остановке и пошла через площадь. Ни Даньки в костюме белой курицы, ни других исполинских зверей и птиц она не встретила. Вообще народу было мало: только что улеглась суета утреннего часа пик. Тем сильнее притягивала взгляд внушительная бочка, стоявшая посреди полупустой площади.

Эту бочку придумали пару лет назад. В мае, перед самыми каникулами, все школы города – обычные, художественные, музыкальные и даже спортивные – впадали в удивительную лихорадку: дети вдруг ни с того ни с сего принимались мастерить из тряпочек и ниток фигурки усатого рыжеволосого человека. И чем больше школа таких наделает, тем лучше. Кому лучше – неясно, но лучше. Устраивали общегородской конкурс, и победить в нем было большой честью, ведь самого удачного Ф. М. – а это его изображали куклы – сжигали первым. Сам мэр города подводил автора-победителя к бочке, в которой уже замешивалось пламя, и под фанфары бросал творение маленьких ручек в раскаленное жерло. Потом помощники подтаскивали мешки с прочими, менее выдающимися куклами, поднимались на стремянки и переворачивали мешки над бочкой, и Федоры Михайловичи серо-рыжим дождем сыпались с неба прямо в огонь, который от этого взметался веселее и выше и хватал тряпичных жертв еще на подлете. И все это происходило в День города.

Катя плохо понимала, почему город так носится с Федором Михайловичем, зачем изобретает такие сложные и неочевидные ритуалы. Раньше были только танцы вокруг памятника, что тоже так себе затея, если вдуматься. Но может, Кате так казалось лишь потому, что ее не выбрали, не дали станцевать в день ангела опального писателя, и она от обиды сама себя пыталась убедить в том, что это какая-то блажь администрации и полная чушь. С другой стороны, Куста даже в школе не проходили. Так, упоминали между Гоголем и Толстым, но не читали. Роман «Ятаган» – тот, за который его и сослали на каторгу, – давно стоял во всех книжных магазинах в авторской версии, без цензуры. Просвещайся – не хочу. И все его читали, и Катя тоже. У них дома даже книжка лежала. И ничего такого там не было. Шокировать он мог разве что дошкольника, и то скорее синтаксисом, чем откровенными сценами. Последние были не хлеще того, что любой ребенок мог взять в видеопрокате. Федор Михайлович для города был не писателем, а чем-то иным.

Перед дверью с табличкой «ФГУП ПВС МВД России» Катя достала зеркало и поправила ворот водолазки. Она специально натянула его повыше, чтобы он обхватил всю шею от подбородка до ключицы, и это смотрелось не вполне красиво, но то, что было под ним, вызвало бы гораздо больше вопросов.

Дядя Андрей вернулся с водой в пластиковом стаканчике.

– Да-да, щас! Скоро! Ожидайте, – крикнул он кому-то в коридоре, входя внутрь и закрывая за собой дверь. Он отдал Кате воду, взял стул и поставил его под углом к Кате. Ей пришлось развернуться, чтобы оказаться к нему лицом. Она отпила воды. Дядя Андрей смотрел на нее по-доброму и чуть лукаво.

– Ну чё, Катюх, как дела у тебя?

– Нормально.

– Нормально?

Катя пожала плечами.

– Чё дома как? У мамы как дела?

– Тоже хорошо. Работает.

– Ну это хорошо, когда работа есть. Это хорошо…

Катя кивнула.

– Я чё тебя позвал-то сюда. По телефону долго объяснять. Поспрашивал я про этого твоего американца. Ну, через свои каналы, неофициально, понятно. Там племянник товарища нашел кого-то, навел справки, поговорил кое с кем. Ну не важно. Короче, семья у них богатая. Какие-то политики, конгрессмены в роду. Дом огромный, и не один. Конюшня своя, представляешь?

Катя сглотнула и поморщилась:

– Да, про конюшню знаю.

– Ну вот.

– А про жен что-то узнали?

– Вот с этим сложнее. Мне статей из газет целую пачку прислали. На вот, я распечатал. – Дядя Андрей дотянулся до стола и вызволил из-под папок кипу бумаг. – Я не читал, английского не знаю. Но мне в принципе рассказали. Что обе они у него погибли. Причем как-то странно погибли, нехорошо. Ну то есть мутное дело. Одна от болезни умерла. Причем неизвестно от какой. Просто все органы один за другим отказали. Родственники думают, что отравили, но по анализам все чисто. Такие вот дела.

– А вторая?

– Вторая с лошади упала – и головой о камень. И этот твой… Нейтан же его зовут? Нейтан, муж, значит, тоже там был. Говорит, она вперед него ускакала, а он, когда ее нагнал, увидел, что она лежит уже мертвая на земле. Лошадь рядом топчется. Ну упала так упала, вопросов нет. Только знаешь что самое интересное?

– Что?

– Камень этот так и не нашли.

– В смысле?

– Ну непонятно, обо что она так приложилась. Прошли по их маршруту чуть ли не с микроскопом – и нет никакого камня.

– Ну, может, о землю ударилась или о ветку.

Дядя Андрей цыкнул.

– Да там по характеру повреждений ясно, что не о землю и не о ветку. Ну, так мне объяснили. Я ж сам не видел. А ты мне скажи. Чё у тебя, подозрения какие?

Катя сглотнула еще раз, поморщилась и коснулась рукой ворота водолазки.

– Не знаешь, ехать тебе за ним или нет?

Катя помотала головой. Дядя Андрей вздохнул:

– Ну если хочешь мое мнение, профессиональное, так сказать, то я б поостерегся. Вот правда. Не верю я в совпадения. Смотри сама, конечно. Ты уже девушка взрослая. Почитай вот статьи, подумай. С мамой поговори. Ты только хорошо прям все взвесь, ладно? Не торопись. Уехать всегда можно.

30

Мама смотрела телевизор. В нем относительно молодые люди пели очень старые песни. Сцена блестела и пузырилась огнями, и сами артисты лоснились, и сверкали, и растворялись в сценическом свете.

Катя села рядом с мамой на диван, подобрала ноги и положила голову маме на плечо.

– Хороший мальчик, – сказала мама, махнув рукой в сторону экрана. – Мне он больше всех нравится. Нерусский, правда, но хороший.

Когда «мальчик» допел, когда сильно накрашенные и загорелые люди из жюри его обсудили и отправили за кулисы, мама погладила Катю по голове, поцеловала в макушку и спросила:

– Ну что, котенок? Где была сегодня?

– Так, гуляла.

– С Натаном?

– Мам, он Нейтан.

– Ну это я его так, по-нашему.

– Нет, не с ним. Одна.

Мама чуть отодвинулась и посмотрела на Катю, но тут же обняла ее еще крепче. По телевизору шла реклама.

– Обижает он тебя?

Катя не ответила, а подтянула ворот водолазки повыше к шее, чтобы мама