Кризис чужого возраста - Маша Трауб

вы, в конце концов. Больной муж в эту жизнь никак не вписывался. Володя принял ее решение и согласился на развод. Уехал в Новосибирск. Снял квартиру тут, в нашем доме. Мы оказались соседями. Я видела, что он плохо себя чувствует. Первое время просто помогала, по-соседски. Он попал в больницу и оставил там мой номер телефона на экстренный случай. Мне звонили врачи, медсестры. Все решили, что я его жена. Я не спорила. Навещала в больнице, забрала домой. Но, как я уже сказала, требовался уход. Поэтому он переехал ко мне. Так было проще, чем мне бегать к нему. Потом наступила ремиссия, и мы оба верили, что победили болезнь. Тогда и расписались. Володя настоял. Говорил, что не хочет, чтобы меня после его смерти называли любовницей. Для него это было принципиально. Несколько месяцев мы жили счастливо, а потом болезнь вернулась. Опухоль оказалась неоперабельной. Поверьте, Володю смотрели все врачи. Я настояла на консультации с Москвой, но и там диагноз подтвердили и заявили, что новая ремиссия невозможна. Я правда сделала все, что могла, все, что было в моих силах.

Теперь уже молчала я.

– Почему он при разводе не переписал квартиру на мою маму и на нас? – спросила я.

– При разводе ваша мама потребовала от него снять все сбережения и отдать ей. Володя согласился. У него остались деньги на съем крошечной однушки, работать он уже не мог. Все эти два года я его содержала, платила за больницы, анализы, консультации. Покупала лекарства. Ничего от него не требовала, боже упаси. Но таким образом он, видимо, хотел меня отблагодарить. Оставить хоть что-то. Ваша мама звонила ему в больницу и требовала переоформить квартиру, но он был слишком слаб. Не мог явиться лично к нотариусу, а писать доверенность на мое имя отказался. А после его смерти я не хотела ввязываться в судебные процессы, мне это было не нужно. Да и вы были маленькими. Володю уже было не вернуть. Зачем мне квартира такой ценой? Знаете, мне кажется, его очень подкосила эта история. Он не думал, что ваша мама так поступит. Не ожидал от нее такого. Он хотел остаться в семье – очень вас любил, много мне о вас рассказывал. Иногда я думаю, что это предательство, возможно, ускорило его смерть, а может, и нет. Сейчас уже не важно. Наверное, ваша мама не хотела вам об этом рассказывать, потому что это не очень красивая история. С другой стороны, она, вероятно, думала о вас, о вашем будущем, поэтому заставила Володю снять все сбережения.

– Вы уверены, что мама знала о болезни отца? – спросила я. Дышать мне становилось все труднее.

– Да, это точно. Она подала на развод сразу после того, как узнала о диагнозе и прогнозе врачей. Но ваш отец продержался дольше. Может, если бы вы, его дети, были рядом, у него появился бы смысл пожить еще немного. – Марина заплакала.

– Вы были не против его встреч с нами? – уточнила я.

– Конечно, нет. Наоборот! Я звонила и просила привезти вас. Для Володи бы это стало огромной поддержкой. Но мне так и не удалось убедить вашу маму, – ответила Марина.

– Она даже не сказала нам, что отец давно умер, – призналась я. – Я узнала об этом от брата. Игорь к вам приезжал, вы ему рассказали.

– Какой ужас, я не знала. – Марина не могла сдержать слез. – Это несправедливо. По отношению к вам. Вы столько лет жили в неведении.

– Да уж. Теперь, после смерти мамы, я узнаю, что она бросила своего мужа, отца своих детей, узнав, что он неизлечимо болен. Чтобы спокойно жить дальше, а не выносить утки и не жить в ожидании смерти. И к тому же обчистила мужа до копейки. Возможно, из благородных побуждений – обеспечить нас с братом, но выглядит все равно не очень. Мама, как выяснилось тоже после ее смерти, обожала своих учеников, а они любили ее, считали родным человеком, фактически второй матерью. Нас с братом мама не любила. Но в этой логике, если отец так и не переписал на нее квартиру, она должна была за нее биться и настаивать на том, чтобы отец отдал имущество. Этого я понять не могу.

– Она приезжала в больницу с документами. Володя соглашался переписать квартиру на вас, детей, в равных долях, но Елену, то есть вашу маму, это не устроило. Не знаю почему. Возможно, у нее были другие соображения. Может, она хотела отдать квартиру вашему брату или только вам. Мне сложно судить. Но Володя отказался переписывать квартиру на Елену. После этого ему стало хуже. Он просил, чтобы она больше не приезжала.

– Офигеть, – сказала я.

– Вы еще очень литературно выразились, – заметила Марина. – Сразу видно, учитель литературы. Простите, что все это вам приходится узнавать от меня и сейчас. Спустя столько времени.

– Не могу поверить, что мама могла так поступить, – призналась я.

– Знаете, когда я была в больнице с Володей, разного повидала. Самые близкие и родные отступают перед первыми сложностями. Это и правда тяжело – заботиться о человеке, зная, что он скоро уйдет. Его боль передается вам. Вы видите его страдания, как он угасает у вас на глазах. Не каждый с таким справится. А если есть карьера, дети, перспективы, вы точно не захотите сталкиваться с болезнью и смертью. Не станете проводить время в больнице, с этими запахами, эмоциями. Вы по другую сторону. У вас еще все впереди, а жизнь с больным человеком тянет вас в бездну. Одно время я боялась уйти вслед за Володей, настолько сильно чувствовала его боль и страдания. Каждый день видела, как он покидает меня, этот мир, как из него уходит жизнь. Володя перестал есть, не мог даже глоток воды сделать. Это было мучительно, уж поверьте. Я смотрела на него, изможденного, изъеденного болезнью, а потом закрывала глаза и представляла таким, каким впервые увидела – красивым мужчиной, с совершенно ошеломляющей улыбкой. Очень заботливым, бесконечно добрым. И поклялась, что запомню его именно таким, а не лежащим на больничной койке. Помню, как мы гуляли по городу, смеялись, покупая обручальные кольца, как хохотали в загсе. У вашего отца было прекрасное чувство юмора. Он всегда улыбался. Я от него этому научилась. От природы я совсем не улыбчивая, скорее строгая, сосредоточенная. Но он заставлял меня улыбаться, смеяться. И я приходила в больницу всегда с улыбкой. Ему это нравилось. А мне нравилось, что в минуты, когда боль отступала, он тоже мне улыбался