Девушка с кувшином молока - Маттиас Роземонд

человеком старик спорил о деньгах, потому что снова и снова твердил это слово между ругательствами. Учитывая, что я еще маячил у него перед глазами, хозяин иногда замечал меня, приходил в чувство и резко поворачивался в мою сторону. Он словно бы вел три беседы сразу. Неудивительно, что вся его согбенная поза выражала усталость.

Прощаясь, Рембрандт еще раз внимательно посмотрел на меня и без воодушевления пожал мне руку. Он выразил надежду, что в Делфте еще остались умелые художники. Я с тревогой подумал, что старик так и не понял, что я тоже пишу. Я хотел было рассказать о своей работе, но тот уже рассуждал о человеческой глупости, о которой когда-то поведал ему отец, так что я промолчал. Выйдя от него, в конце улицы я выпил стаканчик бренди, а затем отправился на причал, где ждала пассажирская баржа.

Между руинами бродит растерянная собака, словно до сих пор ищет хозяина. Она поднимает грустную морду. Не меня ли ищет? Нет, не меня. Псина опускает нос к земле и уныло трусит прочь.

Кто это там идет? Да это Таннеке! Женщина, которая терпеть не может пятен, отважно бредет среди развалин. Она кивает мне мимоходом – явно не расположена к беседе, подтягивает завязки на воротнике.

Понимаю, ведь паломники, которые навещают эти печальные руины, предпочитают держать свое горе внутри. Мы коротко перемолвились словом, теперь я смотрю ей вслед. Уверенный шаг, расправленные плечи – крепкие и готовые принять очередной удар судьбы.

Подожду более подходящего случая со своей просьбой.

После нашей неожиданной встречи меня охватывает странное чувство. Мы предполагаем, что знаем кого-то, но на каком основании? С Таннеке мы видимся каждый день, но в прошлом нас ничего не связывает, говорим мы только по мере необходимости. Конечно, это только мои домыслы, но, по-моему, она из тех женщин, на которых держится мир. Она с готовностью служит, выполняет поручения и не задает неудобных вопросов. Если бы дни были дольше, она бы проводила и эти часы за стиркой и глажкой. Ее жизнь – воплощение трудолюбия. Таннеке – живое доказательство тому, что католики правы, вознаграждая за добрые дела. В этом они ближе к истине, чем протестанты, которые утверждают, что наверху давным-давно определено, кто отправится в рай, поэтому не стоит спешить и стоит сперва подсчитать свои денежки. Серьезное заблуждение. Разумеется, рай можно заслужить и на земле. А эта их вечная одержимость возмездием! Проповедник вроде бы кричал с кафедры, что взрыв на пороховом складе стал наказанием за то, что в городе поселились католики. Они ослеплены ненавистью, не иначе.

Но до чего же сильная эта Таннеке! С этим даже Виллем не сможет поспорить. Он никогда не думал, что женщина сможет дать ему отпор, однако ошибся. Никогда не забуду, как она стояла перед ним, уперев руки в бока. Пусть только попробует тронуть пальцем хоть одну женщину в этом доме, и будет иметь дело с ней, заявила Таннеке очень спокойным, но уверенным тоном. Виллем утерял дар речи и не знал, что делать – смеяться, драться или уходить. С тех пор он и правда ни разу не тронул ни Марию Тинс, ни Катарину. Ай да Таннеке!

Одна досада: с тех пор Виллем не дает проходу мне.

Старая церковь бледной тенью нависает над городом. Шагаю в южном направлении. У Коровьих ворот мне навстречу попадаются какие-то парни. Четверо мне знакомы. Двое из них – братья, видно по оттопыренным ушам. От них добра ждать не стоит. Сердце бьется быстрее. Развернуться и пойти в другую сторону будет трусостью, к тому же бессмысленной, они запомнят мой побег и в следующий раз отсыплют мне вдвойне. Один из них отходит от остальных и преграждает мне путь, широко расставив ноги. Я вынужден попятиться. Ростом он с меня, во рту не хватает одного зуба. Он явно подвыпил. Кроме того, не пожелал сбрить два кустика на подбородке.

– Здорово, мазила, у меня к тебе вопрос. – Задира хватает меня за воротник плаща и подтягивает к себе.

Прозвище они выбрали не слишком изобретательно, какое еще может быть у художника?

– Что за вопрос?

– В чем разница между Иудой и Папой?

Ответ мне известен, но не хочу портить удовольствие ему и его дружкам, поэтому пожимаю плечами.

– А никакой! – довольно ревет он.

Мрачно смотрю вперед, не отвечая. Он отпускает меня, ведь какое удовольствие издеваться, если жертва не сопротивляется?

Парни шагают дальше своей дорогой. У самого мелкого из них ноги колесом.

16. Таннеке

Ко дню рождения Марии Тинс решаю напечь вафель. Ян предлагает помощь, я отказываюсь. Тогда он садится напротив и колет орешки, напевая себе под нос, при этом поглядывает, как я раскладываю вещи по местам, и хвалит, до чего ладно я со всем управляюсь.

– Я знаю, что такое кухня, здесь вечно бардак.

Говорит Ян, который рубашку в брюки заправить не в состоянии, – вон край торчит. Может не стараться, на меня его речи не действуют. Обычно он в кухню заглядывает, только если что понадобится, в готовке он не смыслит, разве что способен налить вина, нарезать сыр да наколоть орешков. Если, конечно, что-то для картины понадобится, он тут как тут. Закончив орудовать кистью, он тут же ныряет носом в книги или карты.

Ян ведет себя так, словно мне невдомек, зачем он явился. Значит, снова будет меня донимать. Он наблюдает, как я замешиваю в миске муку, корицу, имбирь и сахар. Встает рядом со мной, но, разговаривая, обращается к моему переднику, рукам и чепцу, рассуждая о своем замысле: где он встанет, где я буду стоять…

Разбиваю два яйца в другую миску и добавляю стакан белого вина, а затем капельку розовой воды – мой личный секрет. Как следует размешав, добавляю жидкость к муке. Ян удивленно поднимает на меня глаза, когда я сую ему в руки лопатку.

– Вы же хотели помочь.

Без особой охоты Ян принимается за работу. Я вытираю руки о передник.

– Хорошо выходит? – спрашивает он.

– Еще чуть-чуть помешайте, чтобы комочков не осталось. Или вы за чем-то другим приходили?

– Ну, как сказать… Я тут поговорил с Катариной.

– О чем? Не о моем ли портрете?

– Она одобрила замысел.

– А я слышала, что ее мать по-другому считает.

– Сначала она противилась, но теперь самое главное, чтобы мы ей не помешали.

– Значит, мое мнение не считается?

– А что ты думаешь, Таннеке? – Ян прекращает мешать тесто.

– Как вам известно, у меня дел невпроворот.