42-й до востребования - Михаил Александрович Тарковский

Там ступа с Бабою Ягой

Идёт, бредёт сама собой,

Там царь Кащей над златом чахнет;

Там русский дух… там Русью пахнет!

Ступа идёт-бредёт сама собой, и я представляю какое-то задумчиво неспешное движение-болтание, когда ступа нет да и стукнется, бумкнет гулко об какой-нибудь дуб или колоду. И в её ходе, шаге – свой размер, период, своё тренди-бренди. И ещё ступа главней Бабы-яги или по крайней мере равносильна.

На царе Кащее, чахнущем над златом, не задерживаюсь – чахнет да чахнет. И ладно.

А вот русский дух – наверное, самое и сильное, и загадочное место, которое я понимаю если не подножно, то в каком-то прикладном значении, никак не связанном с понятием русской души или духа нашего народа. Нет. Мне представляется что-то самобытно-крепкое, что нюхает Баба-яга и что её будоражит, несмотря на то что оно, это игристо-духовитое, каким-то зеркальным образом с Бабой же ягой и связано. Представляю даже варево, где колдовски замешано – и конский пот, и редька, и шипучий квас, и кислые щи, и просоленная рубаха мужичков вроде дяди Паши Горчакова… И болота с рясочкой, и туманы, и ещё что-то очень связанное с бабушкой и её телогрейкой.

Там Русью пахнет – пока для меня это поэтический оборот.

И там я был, и мёд я пил;

У моря видел дуб зелёный;

Под ним сидел, и кот учёный

Свои мне сказки говорил.

Эти самые поэтически-поразительные и трезво-закругляющие строки будто и не замечаю… Они для меня бледны по сравнению со всем предыдущим.

Лукоморье до меня и доходит, и не доходит, и я ещё в нём не участвую: на бережку стою. Но вот бабушка начинает читать «Приключения сосновой шишки» – и там всё понятно и здорово. Шишка есть шишка, а клёст – клёст.

– Бабушка, читай…

Но бабушка вдруг встаёт из-за стола, берёт валидол, ложится на кровать, скрестив худые лодыжки у самых ступней так, что мне видится русалочий хвост: «Бабушка, что ты?»

Бабушка никогда не жалуется на здоровье. Один только раз – и то позже, мне, уже подростку, вдруг покажет пальцы, из которых безымянный будет совсем белый… Спокойно, отстранённо: «Смотри…» И мне и жалко станет бабушку, и одновременно как-то внутренне не захочется верить, взбунтуется: нет, она преувеличивает, не может быть, что когда-то и вся бабушка так побелеет…

При мне, маленьком, она однажды легла в больницу, а через несколько дней вернулась и, стоя ко мне спиной, сняла кофту. Я увидел крестом перебинтованный торс, и марлевый квадрат между лопаток. Там у бабушки была похожая на виноградину родинка. Я попытался расспросить бабушку, почему вырезали виноградину, но она отвечала настолько кратко и неохотно, что даже я почувствовал, насколько неприятен ей разговор о её здоровье. Она о нём и не заботилась. Стеснялась ходить к зубному, зубы её были изношенные, коричневые и казались сделанными из того же материала, что и оправа очков. Говорила, что от чая. Их и не лечила, только ходила вырывать и всегда незаметно для других. Ну и слова я от неё слышал: «ревматизм», «радикулит», которые не различал…

Уставала, ложилась на кровать, заложив локоть за голову и, скрестив лодыжки, говорила: «Укатали Сивку крутые горки». В слове «крутые» получалось два ударения, и на именно «кру́тые» более сильное. И я представлял зимний серый денёк, дорогу на заснеженный взлобыш с толпой берёзок и всё ту же саврасовскую лошадку с дровнями. А бабушка пила валидол, и я спрашивал:

– Бабушка, это от чего?

– От сердцебиения, – отвечала она бесцветно.

И писала: «Ходили в аптеку – поехал на большом льду и хлопнулся. Чертыхнулся, потом обругал лёд сквозь слёзы. Ещё у дома сказал какое-то словечко грубое уличное. Оказывается, от Кузнецова.

У Мишки в табеле одни четвёрки, кроме поведения и прилежания: обе пятёрки. Надо учить читать. Читать вообще. Сегодня по старому своему методу читала с ним по очереди по абзацам „Приключения сосновой шишки“ Вл. Брагина. Прочли всю. Такие книги ему нравятся – о природе. Читает не бегло. По-нашему – плохо. Сесть и читать одному потребности нет. Буду вырабатывать. Любит писать. Завёл себе тетрадку и пишет, и приносит поставить отметку. (Даже сейчас, на каникулах.) А книжки понимает только самые несложные: звери, природа, детские стишки. Жать, пока он со мной. Пока жива кое-как».

Резонанс

Длинными были городские зимы, плотными, и в памяти слёживались в пласт. Летние же месяцы богаче и ярче.

Начиная с предшкольного лета жили мы с бабушкой в Калужской области, на Оке, в пяти верстах от Тарусы вверх по течению. Деревня называлась Ладыжино, и первые два года мы снимали полдома у статной старухи по имени Василиса Давыдовна. Она носила фамилию Паращенко, была украинкой, хрипловато-зычно и напевно вещала в пространство, передвигаясь по участку, и я её побаивался.

Дом наш стоял на самом конце деревенской улицы, целящей на Оку. За домом лежало поле пшеницы, а под ним, внизу, за сосновым перелеском, текла в клубах ивняков Ока, домашняя и игрушечно узенькая. Тогда она казалась широкой и полноводной, а когда увидел её годы спустя, то глаза всё искали за зеленью ивняковых куполов главное русло, словно виднелась лишь протока, а истинная Ока протекала где-то там, поодаль, в зелёной клубящейся дали.

Жили мы лицом в поле, которое начиналось сразу за забором. К середине лета за калиткой стояла ровная и словно каменная стена пшеницы. Крыльцо выходило в тень, его окружали липы и яблони, а малина была столь высоченной, что я бродил в ней, как по лесу, собирая огромные, еле держащиеся ягоды.

Неподалёку от дома был выезд в поле с поворотом и дорожной ямой, где в дожди застревали машины. Заслышав натужный вой, я бежал туда со всех ног, в то время как со стороны деревни нёсся Васька, мой уличный товарищ и ровесник, коротко стриженный и белобрысый с переливом. У него было крепкое лицо с большим подбородком, с белёсым пушком по загару, а разрез серых глаз глубокий и узкий.

Грязь мне нравилась. Я даже звал её «грязька». «Бускует, смори, бускует!» – орал Васька, и мы бежали с такой радостью на лицах, что водитель, усадивший машину, косился на нас почти с ненавистью, а бывало, прицыкивал матюжком. Подбегали, словно яма была нашей собственностью, вроде ловушки, которую мы ставили и с чистой