Крейсер «Суворов» - Александр Ермак

После того, как подразделение Белаша послали помочь кочегарам чистить топку котла, он очень радовался тому, что не попал в БЧ-5. В тот день Вадим как будто преисподнюю посетил. В топку котла пришлось лезть через узкую горловину, в которую в рабочее время впрыскивается мазут. За ней – помещение размером в полкубрика: вместо стен – трубы, в которых должна нагреваться вода для пара. На этих трубах налипает сажа, снижающая мощность котельной установки. Время от времени ее нужно счищать железными скребками. Этим и занималось подразделение Белаша в тот раз. Порвав старые простыни, сделали себе маски, фильтровали ими тяжелый угарный воздух. И только успевали моргать: глаза постоянно забивались едкими частичками сажи.

Только находясь в котле, можно понять, почему кочегары несут в Индийском океана вахту не по четыре часа, а по два. Температура возле топок +70 градусов по Цельсию. Не все кочегары выдерживают до конца смены – иногда падают в обморок. И тогда в котел спускается врач, ставит укол и… матрос продолжает нести вахту.

Тогда-то и понял Вадим, почему в БЧ-5 так любят песню, которую отчего-то отказывается исполнять корабельный оркестр:

«"Товарищ, не в силах я вахты стоять, —

Сказал кочегар кочегару, —

Огни в моих топках совсем прогорят;

В котлах не поднять мне уж пару,

Иди, заяви, что я заболел

И вахту не кончив, бросаю,

Я потом истек, от жары изомлел,

Работать нет сил, умираю!

Нет ветра сегодня, нет мочи стоять,

Согрелась вода, душно, жарко.

Термометр поднялся на сорок пять,

Без воздуха вся кочегарка!"

Товарищ ушел, он лопату схватил,

Собравши последние силы,

Дверь топки привычным толчком он открыл,

И пламя его озарило.

Лицо его, плечи, открытая грудь,

И пот с них струившийся градом,

Ах, если бы кто мог туда заглянуть,

Назвал кочегарку бы адом.

Котлы паровые зловеще гудят,

От силы паров содрогаясь,

Как тысячи змей струи пару шипят,

Из труб кое-где пробиваясь.

Окончив бросать, он напился воды —

Воды опресненной, нечистой,

С лица вытирая пот, сажи следы,

Услышал он бортмашиниста:

"Ты вахты не кончил, не смеешь бросать,

Механик тобой недоволен;

Ты к доктору должен пойти и сказать,

Лекарство он даст, если болен!"

За поручни слабой хватаясь рукой,

По трапу наверх он взбирался,

Идти за лекарством в приемный покой

Не мог, от жары задыхался.

На палубу вышел, сознанья уж нет,

В глазах перед ним помутилось…

Увидел на миг ослепительный свет…

Упал… Сердце больше не билось.

К нему подбежали с холодной водой,

Стараясь привесть его в чувство,

Но доктор сказал, покачав головой:

"Бессильно здесь наше искусство…"

Проститься с товарищем утром пришли

Матросы, друзья кочегара,

Последний подарок ему поднесли —

Колосник горелый и ржавый.

К ногам привязали ему колосник,

И койкою труп обвернули,

Пришел корабельный священник-старик,

И слезы у многих сверкнули…

Напрасно старушка ждет сына домой,

Ей скажут – она зарыдает.

А волны бегут от винта за кормой,

И след их вдали пропадает».

Те часы в топке котла показались Вадиму действительно адом, но он улыбнулся, вспомнив, как забавно было смотреть друг на друга после возвращения в кубрик. От сажи-копоти отмылись, но у всех, как у барышень на танцах, оказались «подведены» ресницы. В них тоже впиталась сажа, а мочалкой глаз не потрешь. Так что еще несколько дней после чистки котла ходили с «накрашенными» ресницами.

Молодые организмы выдерживали жару, а корабельные медики, как могли, старались поддержать здоровье экипажа. Сначала главврач советовал всем ходить босиком в условиях повышенной влажности и жары. И, действительно, зачем нужны тапочки, если палуба теплая? Так что все с удовольствием разулись. Порой, правда, чертыхались: забывшись и наступив голой пяткой на солнцем раскаленную, как сковородка, медь, которая окружает орудия дивизиона универсального калибра.

Врачи, впрочем, скоро изменили свои рекомендации:

– Вырос процент грибковых заболеваний. Всем обязательно носить тапочки, чтобы не распространять заразу!

Командир корабля, отрастивший животик, с также располневшими офицерами по несколько раз в день обходили корабль быстрым шагом – с гиподинамией боролись. Матросам же, особенно молодым, у которых куча дел, бездвижие не грозило. Они только и успевали «летать» по верхним и нижним палубам, по надстройкам и площадкам.

В выходные дни, когда не было учений, экипаж купался. Свободных от вахт и дежурств матросов отправляли на берег Сокотры. Так как баркас из-за значительной осадки подойти совсем к берегу не мог, то еще на глубине звучала команда:

– Все за борт! До берега добираться вплавь!

Матросы с веселыми криками сигали в воду и плыли к берегу, старший же по купанию считал по головам:

– Двадцать один, двадцать два, тридцать четыре…

В первую же высадку на Сокотру недосчитались двух голов. Но нашли под водой, вытащили и благополучно откачали пропавших двух узбеков. Оказалось: плавать не умеют.

– Так чего за борт прыгнули, если плавать не умеете?

– Командира приказала…

С тех пор неумеющих плавать оставляли на корабле…

Купаться на Сокотре было здорово. Конечно, теплый, как парное молоко, Индийский океан совсем не охлаждал: пока лежишь в воде – хорошо, но стоит высунуться, и снова от жары изнываешь. Зато на купании можно было развлечься: поплавать, понырять за рапанами и кораллами. Потом на корабле эти дары моря доводили «до кондиции»: с панцирей перламутровых внутри рапанов соскребали щетками зелень, кораллы отмывали до сахарной белизны мощным напором воды из пожарного шланга.

Кто-то сам себе добывал экзотические сувениры, кто-то выменивал у местных жителей. Почти каждый день к кораблю приближались лодки-джонки с обитающей на Сокотре беднотой. Местные были настолько нищи, что готовы были поменять те же кораллы и рапаны на все что угодно, вообще хоть на что-нибудь.

Согласно инструкции, вахтенные были обязаны отгонять джонки от борта, поливая их забортной водой из шланга. Но матросы одной рукой направляли воду выше голов «гостей», а другой спускали за борт на шкертах: кто – банку сока, кто – буханку