Мадонна в черном - Рюноскэ Акутагава

– Так присылайте его к нам. За пару-тройку лет мы из него наверняка святого сделаем.

– Неужели? Какая удача! – просиял приказчик. – Тогда поручаю его вашим заботам! Мне всегда казалось, что у врачей и святых есть что-то общее!

И простодушный приказчик, не переставая кланяться, ушёл.

Лекарь с кислой миной проводил его до двери, а затем повернулся к жене.

– Что ты ему наплела? До того простофили рано или поздно дойдёт, что никаким премудростям или секретам бессмертия мы его не научим! Ты хоть понимаешь, что тогда будет?

Однако жена только усмехнулась, наморщив нос.

– Помолчал бы лучше. Такой честный дурень, как ты, в этом суровом мире и на еду себе не заработает, – презрительно ответила она.

На следующий день приказчик, следуя уговору, привёл простого деревенского парня Гонскэ в дом лекаря. Наш герой надел хаори с гербами, очевидно, посчитав, что для знакомства нужно приодеться, но всё равно ничем не отличался с виду от обычного крестьянина. Однако именно это и стало для всех неожиданностью. Лекарь глазел на Гонскэ, будто на редкого зверя из дальней страны.

– Нам сказали, ты желаешь стать святым. Откуда же взялось такое устремление?

– Вообще-то у меня нет никакой особой причины. Просто, любуясь однажды Осакским замком, я подумал, что даже великий человек вроде нашего правителя в конце концов покинет этот мир. Какую бы славу ты ни снискал, всё одно – умрёшь.

– А ты, значит, готов браться за любую работу, чтобы стать святым? – улучив момент, встряла хитрая жена лекаря.

– Да, чтобы стать святым, возьмусь за любую работу.

– Что ж, если поступишь к нам в услужение на двадцать лет, в последний год обучим тебя ремеслу святого.

– Вот так удача! Век буду вам благодарен!

– Только есть условие: за все двадцать лет ты не получишь ни гроша.

– Хорошо, я согласен!

И с того самого дня Гонскэ двадцать лет трудился у лекаря. Воду таскал. Дрова колол. Обед варил. В доме мыл да подметал. Кроме того, когда лекарь шёл к больному, Гонскэ носил за ним ящик с лекарствами. И ни разу не попросил он платы – во всей Японии не сыскать такого замечательного слуги.

Однако двадцать лет вышли, и Гонскэ вновь предстал перед лекарем и его женой в том же хаори с гербами, какое было на нём в день поступления на службу. Он вежливо поблагодарил их за то, что заботились о нём все двадцать лет, и сказал:

– А теперь прошу вас, как и было обещано, научить меня ремеслу святого, чтобы я обрёл бессмертие.

Услыхав эти слова, лекарь замялся. Не мог же он взять и сказать Гонскэ, бескорыстно служившему у них верой и правдой двадцать лет, дескать, мы про святых ничего не ведаем. Пришлось лекарю ответить:

– Как стать святым, известно моей жене. Пусть она тебя и научит.

С этими словами он отвернулся. Впрочем, его жена и глазом не моргнула.

– Так и быть, научу я тебя премудростям святых, однако тебе нужно в точности исполнять мои приказы, как бы тяжело ни приходилось. Если ослушаешься хотя бы один раз, ты и святым не станешь, и сверх того будешь служить мне без жалованья ещё двадцать лет. Иначе тебя ждёт ужасная кара и ты умрёшь.

– Хорошо! Как бы тяжело ни приходилось, я сделаю всё, что вы прикажете.

Гонскэ, вне себя от радости, ждал первого приказа.

– Для начала забирайся на сосну в нашем дворе, – велела жена лекаря.

Конечно, никаких секретов бессмертия она не знала. Вероятно, она задумала дать Гонскэ невыполнимое поручение и оставить его в услужении ещё на двадцать лет. Гонскэ, как только услышал приказ, в мгновение ока забрался на сосну.

– Выше! Карабкайся выше, ещё выше! – кричала жена лекаря, стоя на крыльце.

И вот уже Гонскэ в хаори с гербами оказался на самой верхушке высокой сосны, что росла во дворе у лекаря.

– А теперь отпусти правую руку!

Гонскэ, крепко держась левой рукой за ветку, осторожно разжал пальцы на правой руке.

– Теперь отпускай и левую!

– Эй, постой! – вмешался лекарь. – Если и впрямь отпустит левую руку, он ведь рухнет на землю. Внизу камни, он же костей не сосчитает!

Лекарь тоже вышел на крыльцо и с беспокойством посмотрел на Гонскэ.

– Ну-ка не мешай! Я всё улажу. Ну, Гонскэ, делай что велено!

Она ещё не успела договорить, как Гонскэ, решившись, отпустил и левую руку. Разумеется, человеку, который взобрался на верхушку дерева и перестал держаться за него руками, не остаётся ничего другого, кроме как упасть. И фигура Гонскэ в хаори с гербами действительно отделилась от верхушки сосны, но он почему-то не упал, а замер в ясном небе, словно марионетка, которую держит невидимый кукловод.

– Благодарю вас! Вашими заботами я смог наконец стать святым.

Гонскэ отвесил поклон, а потом как ни в чём не бывало зашагал по голубому небу и, поднимаясь всё выше и выше, вскоре скрылся в облаках.

Никто не знает, что было потом с лекарем и его женой. Сосна, что росла у них во дворе, прожила ещё много лет. Говорят, что известный торговец Тацугоро Ёдоя велел перенести огромное дерево в свой сад, чтобы зимой любоваться заснеженными ветвями.

Рыбный рынок

Это произошло прошлой весной. Однажды вечером, часов около девяти, когда дул холодный ветер и светила ясная луна, Ясукити с тремя приятелями – поэтом Росаем, художником Футю и мастером по лаку «макиэ» Дзётаном – шёл по Рыбному рынку. Я не называю настоящих имён этих людей, но все трое были признанными мастерами, каждый в своей области. Особенно Росай, который к тому же был немного старше других и давно уже сделал себе имя новатора в поэзии хокку.

Все мы были изрядно пьяны. Впрочем, если учесть, что Футю и Ясукити были трезвенниками, а Дзётан известным пьяницей, их поведение, в общем, мало чем отличалось от обычного. Только что Росай не совсем твёрдо держался на ногах. Поддерживая его с двух сторон, мы шли по направлению к Нихонбаси по улицам, залитым лунным светом, продуваемым ветром и пропахшим свежей рыбой.

Росай был коренным эдосцем, ещё его прадед водил близкую дружбу с Сёкусаном и Бунтё. К тому же он принадлежал к весьма влиятельному семейству; вряд ли здесь, на Рыбном рынке, нашёлся бы человек, ничего не слышавший о лавке Марусэй. Впрочем, Росай давным-давно передоверил кому-то