Кержачка - Альберт Сергеевич Яковлев

Виновата была я. Я и ушла, хотя любила.

Теперь мы снова вместе, и я поняла главное: жить надо по большому счету, не размениваясь…»

— Пойде-ем! — снова попросила Зойка.

— Пойдем! — согласился Максим.

Так Максим попал к Арсентьевым.

В маленькой квартирке на третьем этаже ему понравилось. Белизна и уют, книги на широких полках в комнатах и коридоре напомнили детство. Правда, в семье учителя Крыжова не было такой красивой и легкой мебели, но тогда ее вообще не было.

Максим познакомился с Лариком, и он, рослый, чубатый, простецкий в обращении, тоже понравился. Разглядев в углу комнаты тяжелые гантели, Максим вытащил их, взвесил на руке и сказал одобрительно:

— Ничего!

Ларик спросил с мягкой усмешкой:

— В бригаду возьмешь?

Максим ответил:

— Могу.

И подумал: да, сейчас он вправе взять в бригаду кого захочет…

Познакомился он и с Ниной Степановной. Она вошла в комнату быстрой, мягкой походкой — маленькая, полная и в очках. Протянула Максиму прохладную после умывания ладонь.

— Это Максим, Нина Степановна! — запоздало вмешалась Зойка. — Я вам говорила о нем.

— Очень приятно, Максим, что зашли.

Нина Степановна сняла очки, и Максим хорошо разглядел ее светлые, с отливом лесной голубики глаза. Они тепло улыбались.

— Значит, вы Максим и есть! — повторила, пристально вглядываясь в его лицо: — очень приятно, что зашли… А фамилия ваша как?

— Крыжов, Максим Крыжов.

— Вы никогда не жили в Черемшанке?

— Я? Воспитывался там в детдоме. А еще раньше…

— Вы сын Сергея Сергеевича?

— Вы знаете отца?

Нина Степановна тихо и нервно рассмеялась. Увлажнились глаза ее. Она быстро-быстро заговорила, приблизив свое близорукое лицо к лицу Максима, неверяще касаясь пальцами его пиджака:

— А как же, а как же, милый Максим!.. Я знаю не только Сергея Сергеевича, но и вашу маму, да и вас, мой дорогой, помню. Ваши родители были моими очень близкими, очень-очень хорошими друзьями.

У Максима пьяно, как после горячей смены, закружилась голова. Он стоял, опустив тяжелые руки, перед маленькой женщиной, и ему уже казалось, что он тоже узнает ее.

— Мне бы хотелось поговорить, Нина Степановна…

— Обязательно, Максим. Я вот управлюсь, и мы с вами поговорим. Обязательно. Извините меня!..

Максим допоздна засиделся у Арсентьевых.

Слушал Нину Степановну. Прихлебывая из тонкого стакана чай, она рассказывала об отце:

— При нем детский дом стал, как говорили тогда, образцовым. А все потому, что Сергей Сергеевич любил и понимал детей. Чаще он был добр с ними, а это очень важно. Там нужна была именно доброта — не наигранная, не сделанная, а большая, от большого сердца. У вашего отца, Максим, было такое сердце — большое и доброе. Он умел…

— Зато с ним… не по-доброму!

Максим глухо ударил твердой ладонью по столу, как муху прихлопнул. Нина Степановна грустно кивнула:

— Не с ним одним, дорогой Максим… И во всем, что нес в себе Сергей Сергеевич, оказался прав он, именно он, а не те, кто в свое время плохо поступил с ним.

От Нины Степановны Максим многое услышал сегодня — и об отце, и о маме, и о ней самой… Правда, к его представлению о родителях — в детдоме помнили обоих и часто рассказывали мальчику — прибавилось не так уж много. Но Нина Степановна была их близким другом, и сейчас сумела сделать так, что он смог остро и полно, родственно почувствовать отца и мать. И даже то, что сама Нина Степановна была их другом, а значит, и тоже родственной душой, помогло ему лучше понять тех, кого давно уже нет в живых.

— Я тоже за доброту… но и за справедливость! — Максим встал и прошелся по комнате, сунув кулаки в карманы брюк. Он чувствовал, что мог быть откровенным сейчас с этой женщиной, пришедшей из детства, его детства, и даже присутствие Зойки, с которой он еще ни разу не говорил серьезно, не мешало ему.

— Говорите, говорите, Максим! — подбодрила его Нина Степановна. Она отодвинула на середину скатерти стакан и блюдце, неумело вытянула из пачки папиросу, вторую за весь вечер, и зажгла. В неровном свете спички прорезались на ее лице тонкие морщины, прежде скрытые уютным полумраком комнаты. — Слушаем вас!..

Максим начал рассказывать о пережитом за последнее время. Он не жаловался (это было бы ни к чему здесь, да и недостойно), не искал себе оправдания (хотя вины за собой не чувствовал по-прежнему), не высказывал злого своего отношения к старику Голдобину (щадил Зойку; понимая и зная многое, она сидела за столом с напряженным лицом, и в широко раскрытых глазах ее пряталось тревожное ожидание). Он просто искал причины происшедшего с ним.

— Почему мне не поверили? — спрашивал он, весь подавшись вперед, почти касаясь вспотевшим подбородком белой скатерти. — Почему, Нина Степановна? Не понимаю я. Никак не понимаю! Все же были свои. С ними вместе мы работаем в цехе, знаем друг про дружку все-все, будто в одной деревне выросли. И вот дали же по морде… За что?

— Успокойтесь, Максим! — Нина Степановна, протянув через стол руку, коснулась теплыми пальцами его руки, тут же легко поднялась и, сделав несколько шагов по комнате, прислонилась спиной к стене.

— Ну, не нужно отчаиваться, милый мой. То же, кстати, сказала бы вам и мама ваша — я-то уж знаю ее. Как я поняла из вашего рассказа, никакого страшного недоверия к вам нет. Просто люди подошли к вам строже, чем, может быть, стоило… Это, во-первых. А во-вторых, они же, эти самые люди, и идут вам навстречу. Вот бригадиром вас выдвинули. Думаете, это просто так? Н-нет! Вы же были правы, Максим, как я поняла. Да-да, правы! В нашей жизни, вы знаете, есть еще немало этих… атавистических, остаточных явлений… Последствий культа, как мы говорим. Они глубоко спрятаны, они в характере людей, которые в общем-то даже, и не повинны в этом. Нужно время и нужны большие усилия, чтобы изменить эти характеры… И я говорю не только о стариках. Как ни парадоксально, но даже на молодежи, самой зеленой, не хватившей этого самого культа, сказываются его последствия. Еще не зная, что это такое, они пытаются не только защититься от культа, но и сбрасывают со счета все, что связано с тем временем. Отбрасывают и все доброе, здоровое… Вы меня понимаете? Тогда зачем же так безжалостно судите Александра Андреевича и других? И в нем немало хорошего! Правда, Зоя? Просто нужно разобраться… А главное, необходимо быть борцом. Да, борцом!