Дух мадам Краул и другие таинственные истории - Джозеф Шеридан Ле Фаню

Именно так мне и рассказывали – он повредился в рассудке. Господи, спаси и сохрани нас! С тех пор я не ведал покоя; о, как бы мне хотелось знать, что с Филипом все в порядке! А где теперь мой брат?

– Однажды ночью он распростился с сэром Бейлом и переправился через озеро. Думали, что он ушел к старому Требеку, что живет в горах. Требек любит Фельтрэмов, да и весь мардайкс-холлский люд, хотя эти два семейства много крови друг другу попортили. Но ни Требек, никто другой не встречали Фельтрэма, и ни одна живая душа не знает, что с ним стряслось.

– Это я тоже слышал, – горестно вздохнул Уильям. – Но надеялся, что к моему приезду что-нибудь прояснится. Чего бы я только не отдал, лишь бы узнать, где он! Мне так плохо без него. А теперь, мой добрый друг, велите слугам приготовить фаэтон, ибо мне нужно посетить Мардайкс-Холл, но сначала отведите комнату, где я мог бы переодеться.

Возле широкого окна гостиной в Мардайкс-Холле сидела в одиночестве грустая бледная леди. Перед ней открывался вид на двор и балюстраду, украшенную большими каменными чашами, полными цветов. Листья их облетели и развеялись ветром – печальный символ ее несбывшихся надежд. Устремленные ввысь торжественные пики лиловых гор, сероватые пятнышки ряби на пустынном озере вселяли в сердце молодой дамы неизбывную тоску.

Внезапный стук колес во дворе – звук, от которого давно отвыкли в Мардайкс-Холле, – вывел девушку из забытья.

Не успел фаэтон остановиться у дверей, как седок его высунул руку в окно, повернул дверную ручку и откинул дверцу. Это был Уильям Фельтрэм.

Не помня себя от радости, девушка выбежала в парадное. С громким криком, разразившись слезами, она бросилась в объятия гостя.

После долгих лет разлуки, когда бедняжка готова была впасть в отчаяние, ее долгому мучительному ожиданию наступил конец. Плача от радости, влюбленные стиснули друг друга в объятиях, вознося хвалу небесам, подобно двум счастливцам, спасшимся от кораблекрушения.

Уильям Фельтрэм не сумел собрать большого состояния. Денег, скопленных им, хватило бы на женитьбу, и только. Люди благоразумные, пожалуй, сочли бы, что этого маловато. Но он наконец вернулся домой, в Англию, долгая жизнь на Востоке не подорвала его здоровья, а привычка к нескончаемой борьбе с невзгодами воспитала в нем дисциплину воли и разума. Поэтому он справедливо считал, что сумеет найти способы пополнить семейный бюджет; к тому же сотня-другая фунтов в год принесла бы его семье больше счастья, чем другим – многие сотни тысяч.

Влюбленные познакомились пять лет назад во Франции, куда привели Уильяма неотложные дела индийской фирмы, в которой он служил.

Утонченный вкус, который, как принято считать, от рождения присущ людям благородной крови, любовь к искусству, незаурядные способности к музыке и рисованию привлекли к Уильяму внимание небольшой компании путешественниц, которую возглавляла почтенная леди Харботтл. Узнав, что его фамилия Фельтрэм, мисс Дженет, ныне леди Мардайкс, через общего друга навела о нем справки и выяснила много такого, что еще сильнее подогрело интерес девушек к молодому красавцу. Дело закончилось знакомством, которое благодаря мужественному и в то же время мягкому характеру Уильяма, а также его недюжинному таланту собеседника вскоре перешли в близкую дружбу.

Фельтрэм решил самостоятельно прокладывать себе путь в жизни, он был горд и в придачу достаточно состоятелен для того, чтобы не подвергать свою гордость испытанию ненужными соблазнами. Он не получал писем ни от кого, кроме своего брата – через общего друга в Лондоне, а впоследствии – от Гертруды. Печальные новости, которые она сообщала о Филипе Фельтрэме, сильно встревожили Уильяма.

Когда леди Мардайкс увидела гостя, восторгу ее не было предела. Она уже давно выстроила для кузины планы на будущее и не собиралась отступать. Уильяму Фельтрэму отводилась в дар ферма с пастбищами, принадлежавшая поместью Мардайкс, или, по собственному выбору, он мог оставить ферму в составе поместья и делить прибыль с землевладельцами. Такой вариант устраивал бы всех троих. Ферма располагалась неподалеку, всего в полумиле вверх по озеру, там был уютный домик и сад. Леди Мардайкс могла бы часто видеться с кузиной, а Гертруда и ее муж гостили бы в Мардайкс-Холле хоть каждый день.

Леди Мардайкс так настаивала на своем плане, что Уильям и Гертруда не могли отказаться. Они переселились на ферму тотчас же после свадьбы, и не было на свете семьи счастливее их.

Но была ли счастлива сама леди Мардайкс? Обошли ли ее сердечные муки, которые, по мнению каждого смертного, неведомы никому, кроме него самого? Всю жизнь она мечтала о детях, но надежды ее снова и снова терпели крах.

Однажды у нее родился прелестный малыш; он прожил недолго и умер в возрасте двух лет. Больше у леди Мардайкс не было детей; ничьи звонкие голоса не нарушали сумрачную тишину опустевшей детской. Такова была печаль, терзавшая ее; мужчинам не дано понять ее глубины.

У бедняжки был и другой повод для переживаний: сэр Бейл Мардайкс, судя по всему, испытывал к Уильяму Фельтрэму необъяснимую неприязнь. Поначалу он тщательно прятал свои чувства, выдавая себя лишь хмурыми взглядами, но впоследствии нерасположение усилилось, и сэр Бейл не скрывал, что ему не терпится избавиться от Уильяма Фельтрэма. Сэр Бейл изобретал многочисленные предлоги для того, чтобы помешать жене встречаться с Фельтрэмами, и в конце концов напрямик заявил, что Уильяму Фельтрэму пора искать новое жилье.

Леди Мардайкс горячо молила мужа, заливаясь слезами, ибо знала, что, если по соседству не будет Гертруды, одиночество ее жизни станет невыносимым.

Наконец сэр Бейл соизволил пролить некоторый свет на мотивы своей вражды. Существует, поведал он жене, старинная легенда, согласно которой имение Мардайкс-Холл перейдет в руки одного из членов семейства Фельтрэм. Потому он инстинктивно не доверяет этой фамилии. Так что неприязнь эта возникла не на пустом месте; сэр Бейл просто защищает поместье от козней коварной семьи. Старый Требек, по его мнению, тоже приложил сюда руку. Филип Фельтрэм наверняка рассказал и ему, что Мардайкс-Холл отойдет роду Фельтрэмов. Что ж, пусть плетут заговоры, сколько им заблагорассудится; он, сэр Бейл, позаботится о том, чтобы никто не посмел обездолить его семью. Он не желает, чтобы жена его осталась без положенной доли наследства или чтобы дети, буде они появятся, пошли по миру.

Речи сэра Бейла походили на бред безумца, но первым, кто высказал эту дикую мысль, был все-таки Филип Фельтрэм. Подозрительность сэра Бейла основывалась на смутном, трудно определимом суеверном чувстве, в котором он не признался бы даже самому себе. Он горько корил себя за то, что позволил Уильяму Фельтрэму поселиться у себя в поместье.

Уильям Фельтрэм, доведенный до отчаяния выпадами