Маленький человек, что же дальше? - Ганс Фаллада

– Да, конечно, – отвечает продавец. – Семьсот девяносто пять. Это удачная покупка. Последняя из всей серии. Мы больше не можем делать такие по этой цене. Если мы будем делать такие сейчас, она будет стоить не менее одиннадцати сотен.

– Почему? – презрительно спрашивает Пиннеберг. – Зарплаты ведь постоянно падают.

– Но налоги, господин! И пошлина! Вы представьте, какая пошлина на кавказский орех! Она выросла втрое только за последний квартал.

– Ну, если это так дешево, то почему она так давно стоит у вас на витрине? – говорит Пиннеберг.

– У кого сегодня есть деньги, господин? – Он жалобно смеется: – У меня, например, нет.

– У меня тоже нет, – грубо отвечает Пиннеберг. – Я даже не хочу покупать спальню, столько денег я в своей жизни не соберу. Я хочу купить туалетный столик.

– Туалетный столик? Если вам не трудно, поднимемся наверх. Отдельные предметы мебели у нас на первом этаже.

– Вот этот! – восклицает Пиннеберг, полный возмущения, и показывает пальцем. – Я хочу купить вот этот туалетный столик.

– Из гарнитура? Из спальни? – Продавец соображает очень медленно. – Мне очень жаль, господин, мы не можем продать отдельный предмет из комплекта. Тогда гарнитур потеряет ценность. Но у нас есть очень красивые туалетные столики.

Пиннеберг делает резкое движение рукой. Продавец спешит добавить:

– Практически точно такие же. Вы хотите их посмотреть? Только посмотреть!

– Пф! – презрительно фыркает Пиннеберг и оглядывается. – Я полагаю, у вас здесь мебельная мастерская?

– Да… – тревожно отвечает продавец.

– Ну и? – говорит Пиннеберг. – Если у вас есть мастерская, почему вы не сделаете еще один? Мне нужен именно этот столик, понимаете? Сделаете еще один. Или просто не продавайте его, мне все равно. Есть столько магазинов, где обслуживают нормально…

И пока Пиннеберг говорит все это и все больше распаляется, внутри он чувствует себя последней свиньей, потому что ведет себя так же нагло, как самые наглые из его клиентов. Как похабно он обращается с этим пожилым озадаченным продавцом. Но он не может поступить иначе – он зол на весь мир, и пусть все пропадут пропадом! Но, к сожалению, здесь только пожилой продавец.

– Минутку, пожалуйста, – запинается тот. – Я только хотел… спросить у начальника…

Он исчезает, и Пиннеберг смотрит ему вслед с печалью и презрением.

«Зачем я с ним так? – думает он. – Мне следовало бы взять с собой Ягненочка. Ягненок никогда не ведет себя так, – думает он. – Почему Ягненок никогда не ведет себя так? – спрашивает он себя. – Ей ведь тоже нелегко».

Продавец возвращается.

– Вы можете забрать туалетный столик, – сухо объявляет он. Его тон изменился. – Цена составляет сто двадцать пять марок.

«Сто двадцать пять – это же безумие, – думает Пиннеберг. – Они просто издеваются надо мной. Вся спальня стоит семьсот девяносто пять».

– Это слишком дорого, – говорит он вслух.

– Наоборот, это очень дешево, – парирует продавец. – Одно лишь первоклассное хрустальное зеркальце стоит пятьдесят марок.

– А как насчет рассрочки?..

Буря утихла, настал час расплаты, Пиннеберг съежился, а продавец – возвысился.

– Рассрочка исключена, – снисходительно отвечает продавец, оглядывая Пиннеберга с ног до головы. – Мы и так делаем вам уступку. Мы рассчитываем на то, что вы в будущем…

«Обратного пути нет, – в отчаянии думает Пиннеберг. – Я ведь так выпендривался. Если бы я не вел себя так нагло, я мог бы отступить. Это безумие, что скажет Ягненок?»

И вслух:

– Хорошо. Я беру туалетный столик. Но вы должны доставить его мне сегодня.

– Сегодня? Уже не получится. Через четверть часа кончается смена.

«Я все еще могу отказаться, – думает Пиннеберг. – Мог бы отказаться, если бы не устроил этот идиотский скандал!»

– Сегодня, – настаивает он. – Это подарок. В противном случае это не имеет смысла.

И он думает о том, что сегодня придет Хейльбутт, и ему приятна мысль о том, что друг увидит этот подарок для жены.

– Минуточку, – говорит продавец и снова исчезает.

«Лучше всего было бы, – размышляет Пиннеберг, – если бы он сказал, что сегодня не получится, тогда я бы извинился и ушел. Надо уходить, да побыстрее». И он незаметно смещается к двери.

– Начальник говорит, что согласен дать вам ручную тележку и стажера. Вам нужно будет дать ему на чай – это же будет нерабочее время.

– Ладно… – нерешительно соглашается Пиннеберг.

– Он не тяжелый, – успокаивает его продавец. – Если вы немного подтолкнете, стажер справится. Главное, будьте осторожны с зеркалом… Мы завернем его в одеяло…

– Согласен, – глухо отвечает Пиннеберг. – Сто двадцать пять марок.

Ягненок принимает гостей и смотрится в зеркало. Весь вечер никто не говорит о деньгах.

Ягненок сидит в своих княжеских покоях и штопает носки. На самом деле, штопка носков – одно из самых удручающих занятий на свете. Ничто так не демонстрирует женщинам бессмысленную рутину их существования, как штопка носков. Ведь когда дырка становится действительно большой, носок придется выбросить, но до тех пор его нужно снова и снова штопать, от стирки до стирки. Большинство женщин от этого впадает в уныние.

Но Ягненок не унывает. Она почти не замечает, что делают ее руки. Ягненок считает. Он принесет двести пятьдесят марок, пятьдесят они отдадут маме, это, конечно слишком много, ведь она работает на нее по пять-шесть часов в день, сто тридцать должно хватить на все остальное, останется шестьдесят…

Ягненок немного откидывается назад и дает отдохнуть спине. Спина у нее теперь болит почти постоянно. Итак, за шестьдесят марок она видела в Кадеве детские вещи, были комплекты и за за восемьдесят марок, и за сто марок. Это, конечно, ерунда. Многое она может сшить сама, жаль только, что в доме нет швейной машинки – в доме фрау Мии Пиннеберг швейной машине, конечно, не место.

Сегодня вечером она хочет поговорить об этом с Пиннебергом и завтра же пойти за покупками – она успокоится только тогда, когда у нее в доме все будет готово. Она прекрасно знает, что у него другие планы, она заметила, что он хочет что-то купить – он наверняка думает о ее жалком синем зимнем пальто… Нет, это может подождать, вообще все остальное может подождать, но самое главное должно быть готово.

Фрау Эмма Пиннеберг опускает шерстяной носок мальчика и прислушивается. Затем она очень осторожно касается своего живота. Она кладет ладонь сначала в одно место, затем в другое. Вот здесь. Здесь только что шевельнулось. Малыш, это пятый раз за последние дни – пятый раз, когда он пошевелился. Ягненок с презрением смотрит на стол, где лежит книга «Чудеса материнства».

– Чепуха, – говорит она