Маленький человек, что же дальше? - Ганс Фаллада

сделайте мне одолжение, пока не подходите. Сначала в зеркало должна посмотреться Ягненочек. Я и сам в него еще не смотрелся, оно было завернуто. Вот, парень, держи талер. Договорились? Ну, убирайся, магазин еще открыт. Доброго вечера. Ягненок, сделай мне одолжение. Пожалуйста, не надо стесняться Хейльбутта. Что скажешь, Хейльбутт?

– Ни в коем случае! Из-за меня…

– Так, надень свой халат. Просто накинь. Пожалуйста. Пожалуйста. Я всегда представлял, как ты будешь выглядеть, надев халат и отражаясь в зеркале. Я хочу увидеть это первым… Пожалуйста, Ягненок…

– Мальчик, мальчик, – говорит Ягненок, но, конечно, она тронута таким рвением. – Видите, господин Хейльбутт, тут ничего не поделаешь. – И она достает из шкафа свой халат.

– Я-то не против, – говорит Хейльбутт. – Люблю такие сцены. И, кстати, ваш муж совершенно прав: каждое зеркало должно вначале отражать что-то особенно красивое…

– Да бросьте, – отмахивается Ягненок.

– Но я вас уверяю…

– Ягненок, – говорит Пиннеберг попеременно разглядывая жену то вживую, то в зеркале, – Ягненок, об этом я и мечтал. Видишь, это сбылось! Хейльбутт, они могут плохо с нами обращаться и ужасно платить, и мы можем быть для них просто мусором, для тех подонков сверху…

– Мы для них и есть мусор, – говорит Хейльбутт. – Им на нас наплевать.

– Конечно, – отвечает Пиннеберг. – Я всегда это знал. Пусть идут к черту со своей болтовней. Я вижу в этом чудесном зеркале свою прекрасную жену в халате, и этого им у меня не отнять…

– Долго мне еще позировать? – спрашивает Ягненок.

– Тебе нравится зеркало? Не искажает? – Он поворачивается к Хейльбутту и объясняет: – В некоторых зеркалах выглядишь как утопленник, такой зеленый… Правда, я никогда не видел утопленников. В других зеркалах как будто расплываешься, и отражение какое-то пыльное… Но это зеркало хорошее, правда, Ягненок?

В дверь стучат, она приоткрывается, и появляется голова госпожи Пиннеберг:

– У тебя есть минутка, Ханс?

– Сейчас, мама.

– Поскорее, пожалуйста, мне нужно срочно с тобой поговорить.

Дверь закрывается.

– Наверное, мама хочет снова поговорить об аренде, – замечает Ягненок.

Пиннеберг вдруг мрачнеет.

– Да пошла она… – бормочет он.

– Но, мальчик!

– Пусть не пристает, – говорит он злобно. – Получит она свои деньги.

– Ну, мама, наверное, думает, что у нас куча денег, раз мы купили туалетный столик… Но в «Манделье» ведь и правда хорошо платят, да, господин Хейльбутт?

– Хорошо? – колеблется Хейльбутт. – У нас, наверное, разные понятия о том, что такое хорошо. Во всяком случае, такой туалетный столик может стоить минимум шестьдесят марок…

– Шестьдесят… Хейльбутт, да вы с ума сошли! – взволнованно восклицает Пиннеберг и тут же замечает на себе взгляд Ягненка. – Извините, Хейльбутт, но вы же не знаете… – А потом говорит громко: – А теперь я настаиваю на том, что о деньгах мы сегодня вечером вообще говорить не будем, а лучше пойдем на кухню и посмотрим, что у нас есть на ужин. Я, по крайней мере, очень голоден.

– Хорошо, мой мальчик. – Ягненок внимательно смотрит на него. – Как скажешь.

И они идут на кухню.

Супружеские привычки Пиннебергов. Мать и сын. Яхман, как всегда, спасает ситуацию.

Ночь. Гости ушли, и Пиннеберги собираются спать. Ганнес медленно и задумчиво раздевается, посматривая на Ягненка, которая справилась с задачей довольно быстро. Пиннеберг тяжело вздыхает и вдруг оживляется:

– Как тебе Хейльбутт?

– О, вполне ничего, – отвечает Ягненок, но по ее «вполне ничего» Пиннеберг понимает, что она не намерена обсуждать Хейльбутта. Он снова тяжело вздыхает.

Ягненок уже надела ночную сорочку и теперь, сидя на краю кровати, стягивает чулки. Она кладет их на на боковую полочку туалетного столика, и Пиннеберг с грустью замечает, что она даже не осознает, на что именно кладет свои чулки.

Но Ягненок еще не ложится.

– Ты что-нибудь сказал маме по поводу аренды? – вдруг спрашивает она.

Пиннеберг смущается:

– По поводу аренды? О, ничего… Сказал, что у меня сейчас нет денег.

Пауза. Затем Ягненок вздыхает. Она резко ложится в постель и натягивает на себя одеяло:

– Ты совсем ничего ей не заплатишь?

– Не знаю… Заплачу, конечно. Только не сейчас.

Ягненок молчит.

Теперь Пиннеберг стоит в ночной рубашке. Поскольку выключатель находится рядом с дверью и до него невозможно дотянуться из кровати, в супружеские обязанности Пиннеберга входит выключение света перед тем, как они ложатся. С другой стороны, Ягненку нравится, когда они обмениваются поцелуями перед сном при свете. Ей хочется видеть своего мальчика. Поэтому Пиннебергу приходится обходить широкую двухспальную кровать, подходить к изголовью, целовать ее на ночь, затем вернуться к двери, выключить свет и только потом лечь в постель.

Сам поцелуй на ночь тоже состоит из двух частей: его и ее. Его часть всегда неизменна: три поцелуя в ее губы. Ее часть всегда разная: иногда она берет его голову в руки и покрывает поцелуями его лицо, в другой раз обнимает за шею, притягивает к себе и долго не отпускает. Либо она прижимает его голову к своей груди и гладит его волосы. Ганнес мужественно не подает виду, что ему надоели эти телячьи нежности, но он не уверен, что Ягненок это понимает, и его холодность производит на нее впечатление.

Сегодня он больше всего хочет, чтобы этот вечерний ритуал как можно скорее закончился. На мгновение он даже подумывает просто «забыть» о нем, но это только осложнило бы ситуацию. Поэтому он, стараясь выглядеть как можно более равнодушным, обходит кровать, зевает изо всей силы и говорит:

– Ужасно устал, дорогая. Завтра снова рано вставать. Спокойной ночи. – И быстро выдает свои три поцелуя.

– Спокойной ночи, мой мальчик, – говорит Ягненок и крепко целует его один раз. – Спи крепко.

Ее губы сегодня кажутся особенно мягкими и полными, но при этом прохладными – Пиннеберг был бы совсем не прочь продолжить. Но его жизнь и так достаточно сложна, поэтому он берет себя в руки, отворачивается, щелкает выключателем и бросается в постель.

– Спокойной ночи, Ягненок, – повторяет он.

– Спокойной ночи, – отзывается она.

Как всегда, комната сначала погружается в абсолютную тьму, затем постепенно проступают очертания окон, одновременно становятся слышнее звуки с улицы. Вот слышно, как проезжает трамвай, потом пыхтение локомотива, затем автобус на Паульштрассе. Вдруг совсем близко раздается хохот, за ним возгласы и хихиканье.

– Яхман снова в ударе, – невольно замечает Пиннеберг.

– Они сегодня получили целую корзину вина от Кемпинского. Пятьдесят бутылок, – объясняет Ягненок.

– Неужели они все выпьют… – говорит Ганнес. – Такие деньги…

Он тут же сожалеет о своих словах: Ягненок могла бы подхватить эту тему. Но она молчит.

Только через некоторое время она тихо говорит:

– Слушай, малыш…

– Да?

– Ты знаешь, что твоя мама дала объявление?

– Объявление?