Сначала женщины и дети - Алина Грабовски

– Марина, – говорит Оливия, – надо уходить.

Я подношу ладонь к носу Люси. – Она еще дышит, – говорю я, – еле-еле.

– Она не хочет жить, – резко отвечает Оливия.

– Откуда ты знаешь?

– Я все видела.

– Я тоже.

Вдали воет скорая. Оливия хватает меня за хвост и дергает, чтобы я подняла голову и посмотрела на нее. – Надо уходить, – повторяет она.

– Нет, – я так резко вырываюсь у нее из рук, что она заваливается назад. – Я не закончила рассказывать.

Тень корабля удаляется. Неужели сработало? – кричит Эбигейл поверх грохочущего барабана. Ребекка опускает дудочку и спрашивает: можно уже не играть? Нет, кричит Эбигейл. Продолжай!

Я начинаю заплетать Люси волосы: моя младшая сестренка так делает, когда мы смотрим кино, а у меня слипаются глаза.

– Как думаешь, что с ними будет дальше? – тихо спрашиваю я, чтобы Оливия не слышала. Мы так промокли, что, когда я пытаюсь переплести пряди, те перекручиваются и затягиваются вокруг моих пальцев, как папина рыболовная леска, в которой я однажды запуталась.

Оливия ходит кругами и теребит платье на животе, оттягивает его и отпускает. В этом ее главная проблема: она никогда ничего не делает.

– Помоги ее поднять.

Она останавливается.

– Что?

– Тут повсюду вода. И если мы ее не вытащим, это придется делать врачам скорой.

– Это долго. Нам надо успеть убраться до приезда полиции. Мы зашли на чужую территорию.

– Нам нельзя уходить, – говорю я, и тут все меняется. Зачем я ей это говорю? Она сама должна понимать. Потом я думаю: может, есть что-то еще, что я понимаю, а она нет?

– Еще не хватало, чтобы меня арестовали. И мы все равно ей не поможем.

– Тогда иди.

– Я тебя здесь не брошу.

Я ничего не отвечаю.

Она перестает ходить взад-вперед.

– Думаешь, я вру? – Я по-прежнему молчу, и тут она запрокидывает голову, заходится ужасным хохотом и садится рядом с нами на корточки. – Знаешь что, Марина? Иди к черту.

Я не смотрю, как она уходит. Она всегда рассчитывает на реакцию, хочет убедиться, что ее слова действительно возымели действие, что она это не вообразила.

– Остались только мы с тобой, – говорю я Люси, убираю руку, и ее волосы липнут к моему запястью, как нити разорванной паутины.

Корабль продолжал уменьшаться и наконец превратился в точку на горизонте, которая могла быть чайкой, камнем и даже очень далеким маяком на противоположном берегу. Эбигейл опустила барабан. Неужели получилось? – спросила Ребекка, по-прежнему державшая дудочку у рта. Кажется, да, ответила Эбигейл, и они обнялись так крепко, что не почувствовали даже налетевшего с моря ветра.

Небо расчистилось и стало абсолютно гладким, не считая небольшого скопления облаков, за которым спряталась луна. Я не суеверна, но почему-то говорю себе: если луна выйдет из-за облаков, Люси умрет. Сирены воют очень громко, маячки скорой помощи заливают лужайку красным светом. Машины подъехали с противоположной стороны здания; я слышу голоса.

– Мы здесь! – ору я, но уже так накричалась, что голос охрип, и акустика в бассейне скрадывает мои слова. – Ты даже не заметишь, как я вернусь, – обещаю я Люси и отпускаю ее. – Обещаю, ты узнаешь конец сказки. – Ветер треплет мне спину; я подтягиваю Люси к бортику и прислоняю к гладкой наклонной бетонной стенке. Перед уходом тянусь и пожимаю ей руку. Она сжимает ее в ответ; клянусь, мне не кажется.

Глубина в самой мелкой части бассейна около метра, и я понимаю, что мне придется разогнаться по мокрому бетону как можно быстрее, чтобы выбраться на траву. Получается не сразу, но наконец я падаю на землю и кричу: «Я здесь!» Кричу громко, и кто-то с противоположной стороны отвечает: «Что это было?»

И тут кто-то или что-то тащит меня назад.

Меня хватают за плечи – голова не поворачивается, я не могу увидеть, кто это; я впиваюсь пятками в землю и оставляю борозды в грязи. Хочу закричать, но наконец поворачиваюсь, и мне в глаза падают темные волосы.

– Господи, ты намного тяжелее, чем кажешься, – дождь стекает по подбородку Оливии и капает мне на нос. – Можешь не дергаться?

– Отпусти! – говорю я, но Оливия зажимает мне рот потной ладонью, и ее большой палец проскальзывает мне между губ. На вкус он как песок и соль.

– Заткнись. Я пытаюсь помочь. – Она затаскивает меня в лес и прислоняет к дереву с тонкими ветками, щекочущими уши. Наклоняется, вытирает мне щеки, и тут я понимаю, что плачу. – Ну тихо, тихо, – успокаивает меня она. Когда я не успокаиваюсь, она в отчаянии повторяет: – Ш-ш-ш. – Сквозь густые заросли ничего не видно, но я слышу шаги; парамедики перекрикиваются по рации, и до меня доносятся слова: «подросток, девушка, не шевелится, ранена, причина неизвестна».

– Видишь? – произносит Оливия. – Ее нашли.

Голова гудит, будто в ней роятся мухи. Ее нашли, но это не значит, что она в безопасности.

– Давай поменяемся платьями, – говорит Оливия. Она поднимает мои руки над головой, стягивает мое платье, потом свое и встает, бледно-молочная в лунном свете. – Помощь нужна? – спрашивает она, но я не отвечаю: засмотрелась на облака. Холод иголочками вонзается в кожу на животе. Я все еще смотрю на небо. Оливия натягивает на меня платье, просовывает руки в рукава. Я не свожу глаз с облаков. Она пытается натянуть подол мне на бедра, но они слишком широкие, а платье слишком узкое. Я смотрю на облака. Луна медленно выплывает и сияет ярко, как жемчуг. Облака растворяются.

Наконец я поворачиваюсь к Оливии; та стоит в моем голубом платье, потемневшем от крови.

– Что ты ей сказала? – спрашиваю я.

– Кому?

– Люси.

Она стоит босиком и водит большим пальцем по грязи.

– Что это не ее вина. То видео.

– С какой стати это ее вина?

– Иногда проще обвинить себя, когда с тобой что-то случается.

Кажется, она говорит искренне, но я все равно не знаю, верить ей или нет.

Когда отец вернулся домой, он с удивлением выслушал рассказ дочерей. Он и другие мужчины в городе видели корабль, но решили, что тот отступил, потому что капитан сбился с курса. Отец привел девочек в паб, чтобы те рассказали о случившемся; жители угостили их пивом и ржаным хлебом.

Через два часа возвращаюсь домой. Родители спят. Они думают, что мы с Оливией ходили в кино; я предупредила, чтобы они меня не ждали. Но, поднимаясь по лестнице и стягивая платье на ходу, вижу свет в коридоре. Прохожу мимо комнаты сестры, и