Луч солнца - У Тейн Пхей Мьин

словами он вышел в соседнюю комнату и скоро вернулся с золотым браслетом для ног. Такой бандиты у мамы требовали. А в это время народ уже собирал деньги для выкупа. Больше шестисот джа набрали. У кого не было денег, давали кто золотое кольцо, кто сережки. В суматохе я и не запомнила, кто что дал. Потом мне сказали, что У Та Сейн дал восемьдесят джа, тетка Пхо — восемьдесят, Ма Хнин — пятьдесят, остальные кто пятерку, кто десятку. Маун Аун снял с руки золотое кольцо, и тетя До Ми кольцо, и Ко Та Сан — тоже… Ма Све Ми и Ми Сейн Ва — обе расстались с сережками.

Никто потом, кроме дяди Дуна, не потребовал, чтобы я вернула долг. Некоторые даже отказались говорить, сколько дали на выкуп денег или золота. А дяде я ежемесячно выплачивала из своей скромной зарплаты по семьдесят джа. Дядя брал деньги и всегда приговаривал: «Не стал бы брать с тебя, да только браслет-то чужой. Платить за него надо».

Ну а тогда к часу ночи мама была уже дома. Бандита, который стоял в комнате возле меня, я все-таки запомнила. Он был в темных брюках и в майке. Голова обрита наголо… Сначала он скрывал лицо под повязкой, но когда забирал у меня сережки, повязку снял. У меня перед глазами и сейчас стоит его покрытое оспинами лицо. Ночь тогда была лунная, да еще керосиновый фонарь горел. Потом они его разбили.

Пока Ко Та Сан и еще несколько человек ходили к ручью с деньгами, чтобы выручить маму, староста У Бхо Ба побежал сообщить полиции о случившемся.

Примерно месяц назад старосту вызвали в полицейский участок и сообщили, что бандиты пойманы. Потом и меня позвали для опознания. Того рябого я узнала сразу. Среди отобранных у них вещей были и браслет для ног, и кольцо с рубином. Кольцо принадлежит Маун Ауну. Браслет я хорошо успела разглядеть, когда дядя Дун крутил его в руках и приговаривал: «Вещь чужая, как за нее расплачиваться буду?» Оружие нашли только у тех двоих, что заставили нас тогда подняться наверх.

С Маун Ауном мы вместе росли и учились вместе. После седьмого класса я закончила учительские курсы. Маун Аун остался на второй год в шестом классе. Мы были влюблены друг в друга. Он был хороший. Не пил, в игры азартные не играл. Из школы он ушел и стал помогать отцу. Дядя Дун, который дал золотой браслет, — это и есть его отец.

В деревне у нас около ста тридцати домов. Крестьяне выращивают рис — тем и на жизнь себе зарабатывают. Моя мать тоже сажает рис. Арендует четыре акра у дяди Дуна. В нашей деревне почти все работают на его земле. Крестьяне из соседней деревни — тоже. Мама говорила мне, что у него много арендаторов и еще в двух деревнях. Я и не знаю, сколько у дяди Дуна земли. Сам он, конечно, в поле не работает. Он очень богатый человек. Позади его дома стоят четыре больших амбара для риса. Как я уже говорила, мы с Маун Ауном дружим с детства. В классе пятом или шестом из этой дружбы выросло взаимное чувство. Но дяде Дуну это очень-очень не нравилось. Маун Аун тяжко страдал и остался в шестом классе на второй год. Но вот я поступила на учительские курсы, и дядя сменил гнев на милость. Я не знаю, что с ним произошло. В деревне только и разговоров было о том, что дядя Дун подобрел.

— Ни в коем случае не выдавай дочь за сына Дуна, — не раз уже предупреждал маму дядя Сан Пхоу, ровесник дяди Дуна. — Этот своего никогда не упустит. Надо быть с ним очень осторожным. Смотри, намучаешься, если совета не послушаешь.

Нет, ни я, ни мама не верим словам дяди Сан Пхоу. Ему вообще нравится говорить людям неприятные вещи. Но Маун Аун-то меня любит. А кроме того, мы все обязаны дяде Дуну…

С тех пор как в деревне Ньяунвайн произошло это событие, минуло восемнадцать лет. Хорошо помню, как внимательно слушал показания молоденькой учительницы. За эти годы мне довелось расследовать не один десяток дел, и простых и сложных. Не раз тщательное расследование приводило меня к выводу, противоположному изначальному. Так, собственно, было и в деле о похищении женщины из деревни Ньяунвайн с целью получения выкупа. Мне не пришлось расследовать его до конца. Я успел допросить трех из двадцати с лишним свидетелей: старосту У Бхо Ба, пострадавшую До Пва Мей и ее дочь Ма Лей. После этого я был переведен в другой район, но никогда не забывал об этом деле.

Особый интерес, помнится, у меня вызывали взаимоотношения Ма Лей и Маун Ауна, сына крупного землевладельца. С этим свидетелем мне так и не довелось встретиться. Но в показаниях учительницы имя его упоминалось не однажды. Я беседовал тогда с этой девушкой два дня подряд, так что времени для знакомства было у нас достаточно. На меня произвела впечатление ее внешность. Восемнадцати лет, хорошо сложенная, с гладкой светло-желтой кожей, она напоминала едва распустившийся цветок. Родинка на щеке придавала ей особую прелесть. И у этой очаровательной девушки мне нужно было отобрать показания. Должен признаться, мне было весьма любопытно узнать о ее сердечных делах. Да и разбирательство требовало полной ясности в отношениях между двумя молодыми людьми, замешанными в истории. Я подозревал Маун Ауна, поэтому мои вопросы к Ма Лей относительно ее возлюбленного были вполне уместны.

В пятьдесят пять лет я ушел на пенсию, но и теперь не упускаю возможности поездить по стране, побывать в новых местах, навестить старые, где доводилось бывать прежде по делам службы. Недавно мой приятель, собираясь на совещание по крестьянскому вопросу, предложил мне поехать с ним. Совещание проводилось в деревне Плаунгоун накануне Дня крестьянина. Мы приехали за день до его открытия. Там уже собрались делегате из других деревень. Многие приехали не одни, а с односельчанами, что надеялись посмотреть здесь выступления театральных трупп. Мы гуляли по берегу реки, где уже были готовы подмостки для представлений, прилавки базаров. Вездесущие торговцы успели уже разложить свой товар, открыли чайные и харчевни.

— Ну, У Со Найн, нравится тебе здесь? Не зря я тебя сюда привез? — спросил мой товарищ, когда мы подошли к начальной школе. Вокруг нее разросся большой сад. Множество разнообразных цветов в буйном цветении поднялось безупречно ровными рядами.

— Это дело рук школьников четвертого класса. После уроков они приходят в сад